– За что?
– За пьянство.
– Правильно. Пьянство – это зло. А ещё десять ударов?
– Видимо, за правду. Я же вам честно всё рассказал.
– Плохо, что ты ничего не понял. Верно говорят, ум плетью в голову не перегонишь, сам знаешь откуда, тем более если его и там нет. Я приказал высечь тебя за неуважение к памяти покойных родителей. Пойми, родители – это святое.
– Но они хотели моей смерти и заманили меня в трясину! Я чуть не погиб по их вине!
– Ты продолжаешь упорствовать и настаивать на бредовой версии с призраками?
– Да! Я видел их своими глазами так же отчётливо, как вижу вас. Они заманили меня в это гиблое, проклятое болото! Я отрекаюсь от них!
– Жаль, десять плетей не выбили из тебя эту отвратительную дурь. Ты поедешь с нами в столицу Эль-Сиур. Там тебя публично высекут на центральной площади, три года ты проведёшь в тюрьме и на общественных работах. Если за это время ты исправишься, я отпущу тебя с миром.
– Вы не вправе так жестоко обращаться с невиновным! Я требую суда короля Бартоло!
– Он вынесет тебе более суровый приговор: для него уважение к родителям, к памяти погибших предков важнее любой правды, не говоря уже о твоём пьяном бреде. Советую тебе помолчать и поумнеть. Постарайся не усугублять свою вину.
Покончив с трапезой, принц и его воины быстро собрались, оседлали коней и отправились в путь. В конце процессии в самом мрачном расположении духа ехал на своём коне Маурос. Эльф последовал совету принца, но на его лице было написано недовольство и несогласие. Он считал себя без вины осуждённым. В душе он проклинал не только родителей, но и принца. Вот парадокс судьбы. Сначала мать и отец дали Мауросу самое дорогое – жизнь. Потом бесценный подарок сделал ему благородный Бласко, вырвав из смертельных объятий трясины. Неблагодарный эльф легко об этом забыл. Его сердце переполняла лишь ненависть к ним троим.
Незримый свидетель Уранум остался крайне доволен: эльф проклял всех, кого надо, чем, по мнению заговорщиков, сделал последний и главный шаг в сторону зла. Он постепенно превращался в идеальное оружие. Сын Великого Владыки Недр вернулся в пещеру у болота, нашёл щель, ведущую в подземное царство, и начал перевоплощаться из невидимого в угольно-чёрного. В воздухе замерла высокая фигура в плаще. Вся она словно состояла из густого чёрного дыма. Глаза и рот горели красным огнём, как раскалённые угли. Тень утрачивала плотность, становясь более размытой. Струйка чёрного дыма медленно уходила в маленькую щель. Так Уранум возвращался в родной дворец, расположенный глубоко под землёй.
Маурос получил обещанное наказание. Его публично выпороли на центральной площади Эль-Сиура и на три года посадили в тюрьму. Каждый день его выводили на общественные работы. Когда срок наказания подошёл к концу, сам эльфийский принц Бласко вызвал осуждённого Мауроса к себе.
– Надеюсь, я дал достаточно времени, чтобы ты одумался.
– Да, ваше высочество. Я осознал свою вину. Прошу у вас прощения за мои глупые и дерзкие речи.
– Я тебя прощаю. Ты плохо соображал из-за выпитого вина и пережитого стресса.
– Вы правы, ваше высочество. Я был не в себе. Не ведал, что творю и говорю.
– Я отпускаю тебя на свободу. Ты вернёшься в Ферлатис, первым делом пойдёшь на могилу родителей и на коленях будешь молить их о прощении.
– У них нет могилы. Их завалило в шахте. Тел так и не нашли, а шахту засыпали. Я с детства ходил к её обвалившимся воротам, как к могиле отца и матери.
– Поступи так и на этот раз. Знай, что и в загробном мире они не оставляют своих детей. А теперь иди. Ты свободен. Я прощаю тебя.
Маурос низко поклонился, и стражники вывели его из дворца. Он спешно покинул столицу Южного эльфийского королевства и направился в Ферлатис. Всю дорогу он на чём свет стоит проклинал принца Бласко. За три года в нём накопилось столько ненависти к наследнику престола, что он с трудом её сдерживал. Принц оказался прав лишь в одном: за этот срок осуждённый действительно поумнел. Он научился врать, изворачиваться, умело скрывать свои истинные чувства и намерения. Вернувшись в родное поселение, эльф первым делом отправился на могилу родителей. Подойдя к дверям шахты, он остановился и громко сказал: «Я проклинаю вас, Долорес и Маурисио! Я ненавижу вас! Вы мне не отец и не мать! Вы умерли окончательно!» Вымолвив это, он резко развернулся и быстро зашагал в сторону дома дяди Эусебио. Больше он никогда не приходил к заброшенной шахте.