Действительно, Великий Владыка Гор пришёл в неописуемый восторг:
– Хоть насовсем забирай! Как он меня достал! Я его через день с горных вершин снимаю. Даже краски отнимал! Тщетно! Они всегда возвращаются к нему в руки.
– Почему?
– Он с ними умер. Так в них вцепился перед гибелью, что забрал с собой на тот свет.
– Понятно теперь, почему все мои появляются уже со своим инструментом и нового не просят. В шахтах их обычно заваливает во время работы.
– А у тебя случайно нет среди мёртвых душ инженера или старшего горного мастера? Хочу старые пещеры отремонтировать, сам понимаешь, нужен специалист.
– У меня в основном простые рудокопы. Был, правда, один горный мастер. Только он тебе не поможет.
– Расстаться жалко?
– Этот умник мне самому без надобности. Всё знает – ничего не умеет! Замучил всех «дельными» советами, а самого завалило в шахте по глупости. Этот теоретик решил, что укреплять свод необязательно. Вот и поплатился. Тебе такой консультант нужен?
– Нет, спасибо. Оставь себе. На сколько ты хочешь забрать моего художника?
– Видишь ли, моей драгоценной супруге захотелось нарисовать два портрета. Думаю, за месяц управимся.
– Нет! Сто лет и ни днём меньше! Иначе вообще не дам, даже не проси.
– Ты его другим Великим Владыкам предлагал?
– Гениальная мысль! Первым заберёшь его ты на сто лет.
Так в подземном царстве появился художник Кистиано. При жизни он был милым и обаятельным человеком. Он принадлежал к роду простых смертных и появился на свет в Амадисе, столице народа Дезэры. Он учился живописи в школе изящных искусств и по праву считался одним из лучших выпускников, за что был удостоен высокой чести написать портрет князя и его придворных. Однако, весьма скоро устав от портретов первых лиц государства, Кистиано удалился в провинцию для осуществления своей творческой мечты. Он хотел написать серию горных пейзажей. Снежные пики, устремлённые ввысь, манили и завораживали его. Кистиано был примером истинного человека искусства: прекрасно разбираясь в живописи, он ничего не смыслил в бытовых вещах, очевидных простому обывателю. Исходя из эстетических соображений, для экспедиции он выбрал весну, категорически отказавшись принять в расчёт, что это наиболее лавиноопасное время года. Кистиано проигнорировал законы природы и погиб в горах Гессена. Великий Владыка Гор искренне сокрушался по поводу его гибели: «Такой молодой! Мне так жалко!» Однако вскоре для переживаний появился совсем иной повод. После гибели тела неприкаянная душа художника осталась во владениях Великого Владыки Гор. Она подчинилась вечному закону мироздания: где убился, там и пригодился, если уж стал неприкаянной душой, а не пошёл дальше по загробному лабиринту. Казалось, после смерти Кистиано ещё больше полюбил сгубившие его горные пейзажи. Он рисовал, не останавливаясь, и постоянно докучал новому господину настойчивыми попытками расписать белоснежные вершины то под хохлому, то под гжель, то прочей народной абстракцией.
Попав во временное подчинение к Великому Владыке Недр, Кистиано поначалу расстроился, но быстро понял, что здесь у него есть огромное поле для творчества. Ему велели написать три больших портрета: Уранума, Хильдегарды и Великого Владыки Недр. Живописец с энтузиазмом принялся за работу и за две недели написал изумительный портрет главы семейства. Это был настоящий шедевр. Как прирождённый художник, Кистиано умел передавать не только внешний вид, но и заглядывать глубоко в душу, поэтому все его портреты получались словно живые. Приступив к изображению великанши, молодой человек испытал глубочайший шок, увидев её чёрную, полную злобы и ненависти душу. Когда он брался за работу, у него дрожали руки. Такое же отвращение он испытал и при написании облика Уранума: «Копия своей матери. Мерзкий подонок, одержимый жаждой мести». Он боялся отражать увиденное в своих работах, но профессионализм и врождённая честность не позволяли ему приукрашивать образы заказчиков. К его удивлению, Хильдегарда и Уранум пришли в восторг от портретов. «Как реалистично! Мы словно живые! Вы настоящий мастер!» – восхищались они в унисон.
Хильдегарда пришла к супругу в прекрасном расположении духа.
– Спасибо, дорогой, что выполнил мою просьбу.
– Сущий пустяк. Самому понравилось. Но чем его занимать в оставшиеся сто лет?
– Милый, пусть он распишет наш дворец!
– Зачем? Мне дворец и так нравится.
– По-моему, он мрачный. Фрески его украсят и оживят. Я лично послежу за ходом работ. Это хоть как-то скрасит мне разлуку с сыном.
– Он уже уезжает?
– Да, завтра утром отправляется в путь.
– Куда?
– Немного южнее Ферлатиса. Говорит, что вернётся не раньше чем через месяц.