Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

— Да я, Бохурчи, простил тебя уже тогда, когда ты молча выслушал мою длинную речь. У меня вот какая забота: я тревожусь о моей Борте! — Он поставил чашку на ярко расписанный столик. — Вспомните, о чем спросил всадник на белой лошади в теснине: «Где Темучин?»

— Да, так оно и было, — подтвердил Бохурчи.

— А я ответил: «В шатре своей супруги».

— Да, ты так ответил, — подтвердил я.

— А они что сделали?

— Они рассмеялись и начали переговариваться.

— Да, Кара—Чоно, они рассмеялись и начали переговариваться, а тот всадник на белой лошади криво усмехнулся и спросил: «Он женился?»

— Ты ответил на это: «Мог бы он иначе находиться у своей жены?»

— Да, так я и сказал, Кара—Чоно.

— И только после этого, — заметил Бохурчи, — они спросили, далеко ли до нашей орды.

— Они хотят убить меня и похитить мою Борту, — сказал Темучин.

— Но ведь это были не тайчиуты, — возразил Бохурчи. — Ты сам говорил, Темучин.

— Нет, не тайчиуты. Тем был нужен я один, чтобы властвовать над вами и возвыситься над всеми, кто был под рукой моего отца, но эти четверо были, по–моему, из меркитов. Моя Оэлон—Эке, Мать Тучи, из меркитов. Мой отец Есугей похитил ее, когда она была еще совсем юной девушкой, а потом женился на ней. Что ж удивительного в том, что меркиты придут убить меня и похитить мою жену Борту? Только так я понимаю появление разведчиков в теснине.

Мы расстались.

Когда я подходил к своей юрте, буря улеглась.

Глава 6 ЧЕРНАЯ СОБОЛЬЯ ШУБА

Ночью выпал снег, а прошедший днем дождь слизал его. Груженные доверху разным скарбом повозки стояли в лужах. С островерхих крыш юрт стекали струйки воды, с деревьев тоже капала вода, овцы сбивались в тесные кучи и тупо поглядывали в сторону леса.

Никто из ордынцев не отправился на охоту, никто не пошел к реке половить рыбу.

Мы ждали, мы были вынуждены ждать, потому что не хотели раньше времени загонять скот в лес.

Воины, которые были посланы в дозор, а потом и другие, которые их подменяли, ничего тревожного пока не сообщали. Пожимая плечами, они говорили, что желтая степь пуста, только волки и шакалы шастают по ней под дождем в поисках добычи.

Так мы провели в ожидании и два, и три дня.

На четвертый Темучин приказал дозорным делать куда большие круги и не забыть заглянуть во все долины и теснины.

Дождь перестал, но солнце вроде бы не желало показываться нам, черные тучи нависли совсем низко и медленно кочевали к Керулену. Они закрывали от нас Бурхан—Калдун, который обычно с такой гордостью поглядывал на нашу орду.

На пятый день уставшие дозорные вернулись на совершенно измученных лошадях. Еще издали они дали понять, что ничего подозрительного не заметили, хотя прочесали все мыслимые и немыслимые уголки по всей округе.

После чего многие мужчины и женщины начали разгружать повозки, рассуждая при этом так:

— Мало ли что там показалось Темучину. Может быть, те четверо всадников, которые ему встретились, были изгнаны из своего племени за воровство или за какое–то другое прегрешение и теперь разбойничают в степи, грабя кого подвернется.

Темучин же посоветовал им оставить свой скарб на повозках, скот не разгонять и быть постоянно наготове.

Они его не послушались.

Когда и на шестой день ничего не произошло, другие мужчины и женщины тоже начали расставлять вещи на места в юртах и зажили прежней жизнью: опять ловили рыбу и охотились, кормили и пасли скот.

И только дозорные по–прежнему кружили по степи, как им приказал Темучин.

Я спросил его:

— Ты все еще ждешь?

— Да, жду.

— И сколько времени намерен ждать?

— Пока они не придут, Кара—Чоно.

Теперь я и сам удивлялся, почему он так уверен в своей правоте после того, как наши воины целые шесть дней не смыкали глаз ни на секунду, но так ничего и не заметили — даже лазутчиков меркитов и то нет. В степи было пусто, а он ждал, ждал, несмотря ни на что. На вопросы он отвечал односложно, совсем ушел в себя и лишь неодобрительно покачивал головой, порицая поведение своих людей — как это они смеют ослушаться его советов. Как–то, прогуливаясь с ним по орде, мы увидели юношу, который сидел перед своей юртой, распевая веселую песенку. Его друзья и девушка, которой он ее пел, улыбались во весь рот.

— Что это значит? — вскипел Темучин и, схватив юношу за волосы, рывком поставил его на ноги. — Когда воет волк, соловей не поет!

Друзья юноши в страхе разбежались.

На восьмой день тишину степи разорвали дикие вопли. С трех сторон на нас неслись большие отряды меркитов — а нас так никто и не предупредил! Они бросали в юрты горящие факелы, поджигали повозки и шатры. Стрелы летали по орде, как стаи птиц. Юрты загорелись, и к небу потянулись столбы дыма. Блея от страха, разбегались овцы.

Мы с Темучином и Бохурчи во весь опор поскакали в лес Бурхан—Калдуна.

— Где Борта? — закричал Темучин.

Ее шатер был весь в огне, но ее саму мы не увидели, как не увидели и лошади, которую подарил ей Темучин.

— Где Борта? — крикнул Темучин еще раз.

Но никто ему не ответил.

Когда мы собрались в теснине, а было нас совсем немного, Темучин в третий раз спросил:

— Где Борта? — но на сей раз совсем тихо.