Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

— Он хочет переждать дождь, — сказал Темучин.

— А Таргутай? Разве он не вырос под дождями?

— Я знаю, он всегда грабил в непогоду, как шакалы и волки. Однако сейчас, Кара—Чоно, он под началом у Джамухи и будет во всем ему подчиняться.

Когда совсем рассвело и хан с его окружением радовались первым теплым лучам солнца, почти одновременно на вершину холма вылетели три стрелогонца.

Первый сказал:

— Острие копья войска Джамухи замечено в Долине Антилоп!

Второй доложил:

— С ним весь его народ, с повозками, стадами и табунами, женщинами и детьми.

Темучин рассмеялся.

— А ты почему молчишь? — обратился он потом к третьему гонцу.

— Таргутай со своими воинами идет справа от войска Джамухи. Если смотреть отсюда, это будет вдоль ручья, мимо вон той горной гряды. Он тоже ведет с собой весь свой народ.

— В Долине Антилоп, значит, — раздумчиво повторил Чингисхан.

Эта новость вот что значила: Джамуха все еще думал, что мы стояли лагерем у Керулена. И раз он шел с женщинами, детьми, стадами и табунами, значит, решил оставить их на берегу Онона, чтобы в бою быть с развязанными руками, как у нас говорят. Й так как Долина Антилоп была южнее нашей «безлюдной орды», возникала опасность, что он в нашу западню не попадется. И тогда, предположим, он разграбил бы наш лагерь, а мы его, но битвы бы мы не выиграли, а слава Джамухи как Гур–хана только возросла бы.

И вот уже помчались на юг стрелогонцы Чингисхана, чтобы передать той тысяче, что была оставлена на ложной стоянке, его приказ: немедленно выдвинуться в сторону Долины Антилоп, напасть на передовые отряды Джамухи и Таргутая и, отступая в сторону пустой орды, завлечь все–таки врага в западню.

Своим основным силам Чингисхан приказал выступить в открытую степь, причем вождь кераитов, Тогрул, должен был стоять по правую руку от самого хана.

Я все время оставался рядом с Темучином. Мы неторопливо скакали впереди той тысячи, что двигалась слева от Онона строго на юг. Над нашими головами в сторону светло–синей реки и зарослей камыша пролетали чайки. Криков этих птиц мы не слышали, потому что в наших ушах стоял гул топота тысяч и тысяч копыт. Я видел, как над водой то и дело взмывают серебристые спины рыб. Может быть, в это самое время у Керулена сидела моя Золотой Цветок и видела в воде мое отражение, как я видел в волнах Онона ее и мечтал о том, о чем мы всегда мечтали вместе.

К вечеру вода в реке посерела. Пыль лениво тащилась за нами, с лошадиных морд срывались на ветру клочья пены.

Когда разведчики доложили, что до ложного становища совсем недалеко, хан приказал остановиться и разбить лагерь. Пока что огней мы не видели и шума битвы не слышали, но гонцы доносили, что тысяча, как и приказано, отступает, увлекая противника в сторону пустого лагеря, и несет при этом тяжелые потери.

Мы выжидали, лежа в траве и прижимаясь к теплым телам лошадей. Лунный серп утонул в реке. Веявший с реки холодный ветерок шелестел в камыше. В болоте у Онона квакали лягушки.

Вдруг ночь словно онемела.

И поэтому одинокий крик птицы показался особенно пронзительным.

В щетиннице закрякала утка.

Снова полная тишина.

Я перевернулся на спину. Из ноздрей моего жеребца меня обдавали струйки теплого воздуха. Я смотрел на небо, столь же бесконечное, как и наша степь. Там, наверху, цвели звезды, а здесь, внизу, цветы.

Звезды! Сколько их сегодня насчитает на небе моя Золотой Цветок?

— Пора, — прошептал Темучин, прижавшись ухом к земле.

Лошадиный топот приближался к нам с трех сторон. Почти одновременно к нам примчались семеро гонцов, семеро юношей на разгоряченных скакунах.

Чингисхан поднялся на ноги.

— Джамуха ворвался на стоянку и грабит ее.

— Пусть грабит, — ответил хан. — Я нарочно оставил для него дорогие вещи — пусть опьянится ими! Его воины задохнутся от жадности. Я отдал приказ моему войску во время битвы грабежами и. мародерством не заниматься. И сегодня я покажу вам, какой в этом приказе смысл. — Вскочив на своего жеребца, он воскликнул: — По коням, воины! Сабли и мечи наголо! Остальные — за топоры!

— Мой хан! — один из стрелогонцов приблизился к нему. — Мы еще не обо всем тебе доложили.

— Говори!

— Той тысячи, мой хан, которая напала на главные силы Джамухи и с боем отходила в сторону лагеря–приманки, как ты и приказал, больше нет. Тысяча черных голов разбросана по степи.

— Я этого ожидал, брат, когда послал их в бой. Есть другие вести?

— Нет, мой хан.

— Тогда взгляни на небо, юноша. Вот куда ушла тысяча смельчаков! Они поднялись в вечные выси и взирают сейчас оттуда на нас вместе со звездами. Разве стали бы мы иначе говорить о всемогуществе Вечного Синего Неба? Вперед, мои воины!

Степь задрожала.

Трава ломалась под копытами лошадей.

Испуганно разлетались по сторонам ночные птицы.

С боевыми кличами на устах войско растекалось по степи, как этому его научил во время боевых игр хан. Черными волнами покатился этот могучий поток, вздымая огромное облако пыли. Всадники то исчезали в низинах, то перекатывались через холмы, сближаясь с врагом, который, утомившись после грабежа, пировал в пустой орде. Или спал.