Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

После того как хан щедро наградил своих приближенных и раздал воинам Пленных женщин и детей, одежду, оружие, золотые кубки, чаши и кувшины, мы еще долго оставались в тени горы Абшида—Кодегер. Темучин начал перестраивать свое войско и издал указ, по которому следовало подвергнуть казни всех тех, кто в дни поражений отказали ему в повиновении или ушли из лагеря, а теперь, после великой победы, готовы снова служить ему.

Первыми двумя, кого казнили, были два военачальника–нойона, которые тогда, на безжизненной равнине, где мы пили вонючую жижу, отказались принести ему клятву в верности, потому что не надеялись больше на конечную победу. После этого воины столкнули в пропасть нескольких связанных сотников. Хан приказал, чтобы их подвергли «смерти с кричащим ртом», а не «беззвучной», когда осужденным набивали рот землей и травой. Мы днем и ночью слышали душераздирающие крики. Да мы и должны были их слышать, ведь наш хан сказал:

— Пусть эти крики пронзят вас до мозга костей! И пусть они устрашат тех, кто считает, будто есть еще кто–то помимо меня, кому они могли бы служить! Это также невозможно, как невозможно воткнуть два меча в одни ножны!

Я сидел перед юртой Чингисхана, как юртовый пес, которого прогнал хозяин. Даже мой помощник избегал меня с тех пор, как непокорных сбросили в пропасть. По ночам меня терзал страх. В мечтах я бежал к Золотому Цветку и Тенгери, а потом вместе с ними бежал на север, в тихие бескрайние леса, к чистым блестящим озерцам, где нам с Золотым Цветком не пришлось бы бояться весны и лета, где мы могли бы радоваться возвращению певчих птиц.

Но вот снова взошло солнце, и воины повели к пропасти новых осужденных. Они же столкнули в пропасть и мои мечты, ибо светлый день сказал мне: ты хочешь бежать? Может быть, тебе и удастся пробраться на север. Но одному тебе бежать никак нельзя, потому что в главном лагере, у Керулена, тебя ждет Золотой Цветок. Значит, сначала ты должен добраться до нее и лишь после этого бежать на север. А вот это уже невозможно: дорогу к лагерю перекрыли воины Темучина…

Однажды утром хан сказал:

— Пришлите ко мне того, кто сидит справа от входа в юрту.

Вот как? Я послушно встал. Я даже не успел испугаться. А если и успел, то проглотил страх. Пусть он шевелится где–то в моих зрачках, но на лице у меня его быть не должно.

— Ты хотел меня видеть?

Темучин сидел на золотом троне перед обтянутой синим шелком стеной юрты.

— Да, — ответил он и щелкнул пальцами, после чего слуги и телохранители сразу покинули ее. — Я велел позвать тебя!

На фоне синей стены его наряд золотистого цвета напоминал скомканное солнце.

— Почему ты пришел? — тихо спросил он.

— Потому что… — у меня перехватило дыхание. Лишь сейчас я догадался, почему он добавил: «Я велел позвать тебя!»

— Потому что?.. — Темучин откинул голову, прислонившись к синему шелку.

— А почему бы мне и не прийти, мой хан? — уклонился я от ответа.

Он как будто задумался. Только в эти мгновения я осознал, что телохранители не отняли у меня пояса, шапки и меча. Это придало мне немного уверенности, хотя я и знал, что у хана есть привычка не отнимать эти знаки достоинства даже у тех, кого он заранее осудил.

— Ты спросил: «А почему бы мне и не прийти, мой хан?» — начал он опять. — Но разве ты всегда приходил, когда я звал тебя?

— Нет!

— А разве не следует приходить всегда, когда тебя зовет твой хан?

Я замер. Что это? Западня?

— Вообще–то в твоем вопросе есть и ответ на него. Что мне остается? Если я скажу «да», я, может быть, спасу свою жизнь, а скажу «нет» — ты, скорее всего, велишь сбросить меня в пропасть.

Чингисхан поднялся.

— Ты и без того уже отвечал мне отказом. Я дважды звал тебя у озера Тунге, и дважды ты делал вид, будто не слышишь, хотя я отлично видел тебя — ты стоял совсем недалеко, под елью.

— А ты слышал меня, когда я говорил с тобой о меркитах? Я словно к камню обращался, к большому холодному камню.

Он снова вскочил на ноги и забегал вдоль синей стены, резко остановился вдруг и, повернувшись ко мне, выкрикнул:

— Неужели я обязан услышать тебя, если мне, хану, твои слова не по нраву? Разве я и не твой властитель тоже?

Вошел гонец и доложил, что Тогрул и его сын Сенгун попались в руки к племени, которое они несколько лет назад ограбили.

— Их казнили. Вождь велел взять голову Тогрула в серебряную оправу и насадить на заднюю спинку своего трона — лицом к востоку!

Когда гонец удалился, Чингисхан торжественным голосом проговорил:

— Итак, империя степи открыта предо мной настежь. Все живущие в войлочных юртах войдут в мой народ! Тебе же, бывшему дольше других рядом со мной, я скажу вот что: не услышавшие моего призыва всего один раз закончили свою жизнь в пропасти, но у тебя, не услышавшего мой призыв дважды, я жизнь не отниму, потому что в твоем присутствии мне принесли самую радостную весть в моей жизни. От службы, которую я некогда тебе доверил, я тебя отстраняю — я не потерплю, чтобы перед моей дверью стоял человек, который закрывает уши, когда я зову его! Отправляйся к одному из десятников и стань под его руку.