Наши тысячи с хохотом набросились на защитников Хси—Хсии. Они накидывали на них арканы, затягивали и душили их. Тангуты разбегались в разные стороны и гибли сотнями и тысячами под копытами наших коней. Мы брали один город за другим и почти не несли потерь. Сколько бы мы ни дивились виду противника, воюющего в пешем строю, мы еще больше удивились, когда через много дней после вторжения в страну, дойдя почти до ее середины, мы натолкнулись на крепость, уходящую в небо, желтого цвета, с высокими толстыми стенами вокруг нее. Башенки цвета золота переливались на солнце, крыши домов были такого же цвета, на широких стенах стояли метательные орудия, вокруг которых бегали люди в пестрых халатах. Черные железные ворота мрачно смотрели на нас.
Военачальники настаивали на том, чтобы сразу взять город приступом, за его стенами наверняка найдется все то, что обещал Ха–хан.
Однако Чингисхан хранил, по своему обыкновению, молчание.
Не испытывая никаких чувств, я лежал в траве, а рядом пасся мой вороной конь, поглядывая в сторону стройных высоких башен и красивых покатых крыш, над которыми порхали птицы. Из труб над домами поднимался дым, иногда из странных проемов домов высовывалась чья–то голова, словно кто–то желал проверить, тут мы еще или уже ушли.
Несколько тысяч пошли на приступ.
У городских стен воины напоминали мышей, копошащихся у юрты. Защитники города лили на головы наших какую–то горячую жидкость, после чего люди валились наземь и потом пресмыкались в пыли, как червяки. А лошади, когда на них попадала эта жидкость, — что с ними, бедными, делалось!..
На третий день наши пошли на приступ с плетеными лестницами. Набросив их на стену, они прямо с лошадей прыгали на них и быстро карабкались вверх. Но добраться до самого верха им не удавалось: тангуты подцепляли эти лестницы железными крюками, и наши воины падали в узкий ров с острыми камнями у стены.
Когда все эти попытки взять город с ходу кончились ничем, Ха–хан приказал взять его измором.
— Мое войско, — сказал Чингис, — сожмет город железным кольцом — и мы задушим тангутов!
Я не вел счета дням, проведенным под стенами города в бездействии, но сотники то и дело повторяли нам:
— Каждый час, проведенный нами в полном спокойствии, на час приближает нас к победе, а врага — к смерти!
Они часто повторяли это, и повторяли потому, что многие из наших недовольно ворчали, мы привыкли к жарким схваткам и быстрым победам, слепившим наши глаза своим блеском, а не к длительной осаде.
Белый шатер Чингисхана стоял под могучим старым дубом.
Воины шепотом передавали друг другу, что он уже четыре дня из него не выходил. Я был одним из немногих, кто догадывался, что это означает, и мне не терпелось узнать, какой подвох для врага он сейчас готовит.
Мы узнали об этом уже на другое утро.
Властитель велел гонцам передать послание защитникам города и его жителям, что готов немедленно снять осаду, если от него откупятся данью в десять тысяч ласточек и тысячу кошек. Наши гонцы рассказали, как тангуты подняли их на смех: такие дикие требования могут, дескать, выдумать только степные кочевники, у которых нет постоянных домов и которые питаются сырым мясом. Эти люди из крепости Хси—Хсии говорили:
— В ваших ордах кошек, наверное, и в глаза не видели? А ласточки? Разве ласточки гнездятся на юртах?
К полудню тангуты вынесли из ворот и положили под стену мешки с тысячью кошек и десятью тысячами ласточек: что это за дань, если за такую малость осаду города снимут?
Но они не знали нашего Ха–хана.
Он велел привязать к хвостам кошек и ласточек по клоку хлопка и запалить его. Кошки, обезумев от страха и боли, бросились в город, находя все известные им дырки и лазы под крепостной стеной, а ласточки стремглав полетели в свои гнезда под крышами домов — их тоже гнали страх и привычка. Вот они и принесли огонь под золотисто–зеленые покатые крыши, принесли его в позолоченные купола высоких башен, и из отверстий и проемов в домах, из которых совсем недавно выглядывали чьи–то головы, заполыхал огонь — языки огня повсюду, повсюду!
И мы бросились на город.
Тяжелые кованые ворота крепости все–таки рухнули. В голубое солнечное небо взлетали и взрывались огненные шары, которые рассыпались жаркими красными искрами. Люди в горящей одежде метались по узеньким улочкам, вздымая руки к небу, они взывали к своим богам, падали на колени, стенали и плакали, а над их головами свистели арканы наших воинов, тащивших потом живые факелы за собой на полном скаку. Рушились стены дворцов, показывая нам тлеющие позолоченные колонны, по которым полз дым.
Кто поднимал оружие, погибал.
Кто его не поднимал, того забивали до смерти.
У кого оружия не было, умирал в петле аркана.
В живых оставляли только ремесленников и красивых женщин. Так повелел наш хан, Потрясатель Вселенной, который со своей свитой проезжал по улицам и переулкам мимо пожарищ и мертвецов, и копыта их лошадей попирали пепел и бренные останки. Он улыбался, ободрял и хвалил своих воинов. Да, улыбка не сходила с его лица, он то и дело кричал воинам: