— Я ставлю во главе своих войск людей мудрых, храбрецов я делаю воинами, хитрецам доверяю стеречь свое добро, а люди недалекие становятся у меня пастухами. А ты, Тенгери, вел себя несколько лет как храбрец, ты уже не мальчик, а юноша, и я назначаю тебя одним из моих воинов. Станешь в десяток!
— Благодарю вас, мой хан!
Чингис сделал знак слуге, который кивнул другому, и тот подвел к ним высокую лошадь благородных кровей.
— Ты свободен! — сказал Джучи.
Тенгери, поколебавшись несколько мгновений, возбужденно проговорил:
— Это не моя лошадь, нет, не моя, тут какая–то ошибка!
— Это подарок хана! — объяснил ему Джучи. — Что, ты удивлен, да? Но разве ты не заслужил его за годы верной службы?
Тенгери оглянулся, но властитель уже удалился, и на то место, где он сидел на шелковом мате, упала тень.
— Когда я шел сюда, — сказал Тенгери, — мне встретился один слепец, который сидел, прислонившись к теплому камню. У него был вид мертвеца. Он рассказал мне, что потерял зрение после битвы у Килхо. Я думаю, по сравнению с его заслугами мои слишком ничтожны, чтобы я получил такую высокую награду. Наверное, это его стоило бы вознаградить хану!
— Это было бы несправедливо по отношению к мертвым, — ответил Джучи, — Тысячи воинов отдали свою жизнь за хана. Как ему вознаградить их? Подумай сам: станет табунщик ходить за лошадью о трех ногах, на которой никогда больше не поедешь верхом? Станет он ее кормить только потому, что когда–то ездил на ней, а не задаст лучше побольше корма тем, что носят его сейчас?
Последние слова Джучи проговорил уже уходя и не оглянулся даже тогда, когда Тенгери оседлал свою новую лошадь и поехал на ней через площадь. Перед маленькой юртой, в которой незадолго до этого ему пришлось разоблачиться, снова стоял слуга в голубом халате.
— Я вижу, наш добросердечный хан вознаградил тебя?
— Да, за мои заслуги, — ответил Тенгери с улыбкой.
Слуга, обиженный словом «заслуги» в устах Тенгери, ответил:
— Он и меня наконец–то отблагодарил за мои заслуги. К празднику Полнолуния он прислал мне жирную козу, чтобы я смог хорошо отпраздновать!
— Козу? Странное дело, — проговорил Тенгери. — Меня он одарил дорогой лошадью за то, что я стерег его белого жеребца. А вам за то, что вы день за днем ощупываете чужие платья и охраняете тем самым его драгоценнейшую жизнь, посылает всего лишь жирную козу.
— Все, что хан ни сделает, справедливо! — возразил ему слуга.
— Я в этом никогда не сомневался, — с едкой улыбкой проговорил Тенгери и направился к воротам. По главной дороге он пустил лошадь галопом, а его гнедой бежал в нескольких шагах сзади. Когда он оказался у камня, где недавно сидел слепой, он спешился и пошел к его юрте.
— Эй, ты спишь? Или заполз сюда из страха от моих слов?
— Ты опять здесь? Вернулся?
— Да! К хану я ехал на одной лошади, а возвращаюсь с. двумя!
— Ты лжешь! И твоя болтовня принесет мне несчастье! — испуганно прошептал слепой.
— Наоборот, отец, я привел к тебе моего гнедого, обменяйте его на несколько баранов, и у вас целый год не будет никаких забот.
Слепой вылез из юрты и сказал:
— Выходит, хан меня все–таки не забыл! Он посылает мне лошадь! А ты, значит, говорил с ним обо мне? Это правда, брат?
— Нет, это не хан, а я дарю тебе мою лошадь! Хан дал мне другую, замечательную. О вас я с властителем не говорил… Но его сыну Джучи рассказал, какая беда с тобой стряслась.
— А Джучи на это что?
— Вот что: «Станет табунщик ходить за лошадью о трех ногах, на которой никогда больше не поедешь верхом? Станет он ее кормить только потому, что когда–то ездил на ней, а не задаст побольше корма тем, что носят его сейчас?»
Слепец отполз немного назад, поближе к своей юрте, и подумал: «Мой отец, служивший еще Есугею, часто вспоминал, как в былые времена уважали старость, как следовали законам и обычаям. А сын Есугея Чингис забыл законы предков и написал свои».
— Ты ничего мне не скажешь? — спросил Тенгери, — Знал ты моего отца?
— За лошадь тебе спасибо! Но если желаешь получить что–то взамен, забери ее!
Солнце тем временем зашло. Над Ононом повисла тонкая полоска тумана, а над ней высились громады могучих деревьев. У кибиток сбились в кучи овцы и козы, вокруг которых бегали крупные черные псы.
Ошаб с Герел сидели у костра. Увидев подъехавшего на высокой лошади Тенгери, Герел воскликнула:
— Нам, значит, нечего больше бояться?
— Это ты насчет подарка?
— Ну и дорогая же эта лошадь! — восхищался Ошаб, заглядывая ей в рот и похлопывая по крупу и по бабкам. А потом ласково погладил упруго выгнутый хвост. — Заходи в юрту, поешь с нами!
— Да, а потом появится еще один гонец — и вы опять разбежитесь! — пошутил Тенгери.
— Он правда появится? — Герел встала перед юртой, словно раздумала впускать его внутрь.
— Откуда мне знать? Может, это был не последний гонец. Кто делает подарки, иногда требует за это других услуг.
Наклонив головы, они прошли в войлочную юрту.
Там они с любопытством выслушали рассказ Тенгери о поездке к хану. Он не упустил ни одной подробности, в том числе и встречи со слепым, и разговора со слугой.