Черный замок Ольшанский

Я хотел было подняться, чтобы прекратить все это. Но тут вывернулись откуда-то Стасик Мультан и Василько Шубайло. Видимо, спешили к замку. Стах остановил ногой кем-то уже в азарте подфутболенный «мяч».

– Цыц. Вы что это, сопляки? Это неладно.

Посмотрел на ксендза, и взгляд из-под сивых волос был неодобрительный и суровый.

– Это вы кинули?

– Да.

– Та-а, – беззвучно сказал Василько, – ки-инул.

– А зачем? – спросил Стасик.

И тут я удивился. Ксендз словно оправдывался перед этой мелюзгой.

– Хуже этого человека не было.

– Так ногами зачем же гонять?

– А что еще с ним делать? – это спросил я.

– Вопрос неразумный, – Стах сказал это солидно, как взрослый. – Ему это, наверное, все равно. А вот они, эти ребята, чему научатся?

Ксендз сник, словно из него выпустили воздух. И тогда Стах пучком травы взял череп в руки:

– Я его лучше в тину закину, если уж ему там место.

Понес и в самом деле швырнул череп в самую середину ржавой грязи, после чего они с Васильком удалились спокойным шагом в сторону замка.

Дети последовали за ними, как почетная стража. Возле далеких лип у замка окружили маленькую фигурку Сташки. Пестрая стайка на пестром лугу. Синеглазые под синеглазым небом.

– Ну вот, – вздохнул ксендз, снова присаживаясь рядом со мной. – А той не улыбнулись дети. И моей тоже. И неизвестно даже, где над нею плакать.

Приближалась Сташка. Жихович потер ладонями виски.

– Теперь придется отвечать перед начальством. За бесчинства в храме. Но я не мог допустить, чтобы в храме, как в краме[183]. Будто в разбойничьем притоне. Знаете, что Шоу сказал про Ленина? Где-то на границе двадцатых и тридцатых?

– Нет. Что-то не помню.

– Он сказал: «…если этот эксперимент в области общественного устройства не удастся, тогда цивилизация потерпит крах, как потерпели крах многие цивилизации, предшествовавшие нашей».

– Но…

– Чувствуете ответственность? Ну вот. И самоуспокаиваться рано, пока есть Майданеки, гибнут люди, бродят по миру и творят зло прямые потомки этого вот чудовища. Будем мириться, позволим им засорять землю и небо – тогда грош цена и цивилизации и нам. Нам, если мы хоть на минуту позволим ужасу смерти руководить нашей жизнью. И потому я…

– Я сказал бы о вашем поступке иначе: «Святое величие, святая нетерпимость одного осквернителя праха».

Он вновь начал говорить беспорядочно и очень тихо:

– Людям очень нужен чистый воздух. Нужно, чтобы легко дышалось. Очень нужен чистый воздух. Очень чистый воздух.

Сташка подошла к нам:

– Почему не идете?

– Не хочу я на все это смотреть. Это больше не мое дело.

– Вскрыли ту… нижнюю камеру, – сказала она. – Такого я нигде не видела. Разве что в «Золотой кладовой» Эрмитажа. Чего там только нет! Кубки, оружие ценнейшее, блюда золотые и серебряные, сундуки монет, перстни, ожерелья, слитки и серебряные и золотые с камнями, книги, чаши для причастия, дискосы, монстранции, канделябры, реликварии, иконы удивительной работы и оклады – чудо. Дароносицы, потиры, напрестольные кресты[184], подвески, братины, ковши. Эмаль, чеканка, чернь – в глазах рябит. И десятки золотых ковчегов: документы и, видимо, бумаги на княжеское достоинство и завещание тех Ольшанских.

– Плевал я на это, – процедил я.

– И я. Как вспомню тех «стражей» – плакать хочется. Стоило ли их самих все то, что они стерегли?

– А что во втором тайнике?

– Не знаю. Наверное, награбленное командой Розенберга (опять же ценности, картины и все такое). И, видимо, то, что последний Ольшанский вместе с немцами тогда зарыл и не вернулся.

– Так, может, и бумаги его там? – спросил ксендз.

– Может, и там. И, конечно, архив.

– Ну, этим не мы будем заниматься, – сказал я. – И, возможно, даже не Щука.

Ксендз гибко, словно в его теле не оставалось ни одной косточки, поднялся.

– До свидания, – сказал он. – Вы завтра уезжаете, Космич?

– Наверное.

– А вы, Станислава?

– Ну, мне еще здесь работать и работать.

– Та-ак… Не теряйте друг друга. Утерянного не найдешь. Уж кто-кто, а я знаю. А с вами до завтра, Антон.

И, обходя костел, медленно пошел в сторону плебании. Страшно одинокий на этом пустынном костельном дворе.

– Мы не будем терять друг друга? – спросила Стася.

– Не будем… Действительно, легче всего – потерять.

Мы не смотрели ни в сторону костела, ни в сторону замка. Мы смотрели на юг, где возвышались один за другим – и все выше и выше – зеленые, солнечные, как сама жизнь, пригорки.

Глава X Прощай!

Не думаю, чтобы когда-нибудь еще милицию из Ольшан провожали так дружно и с такой радостью. Разве что тогда, когда была разгромлена после войны банда Бовбеля, а сам он, как считали, погиб.

Дорого обошлась потом людям эта «гибель». Но кто мог видеть в скромном Гончаренке того негодяя!

Теперь вся наша «компания» стояла возле нашего «рафика» и обменивалась последними, крайне интересными замечаниями о недавнем и давнем общем прошлом.

Археологи в полном составе, трезвый, как стеклышко, Вечерка, Мультан со своими малышами. Этот, как всегда, болтал что-то благодарным слушателям.

– Так я и говорю: Кундаль мой наловчился, чтоб ему здоровье, рыбу ловить. И домой носит.