Никогда еще Роксана не прижималась к мужчине. Стоило ей подумать об этом, как мгновенно отяжелели ноги и горячая волна накрыла ее с головой. Пропали звуки — шум ветра и перестук одиноких капель по крыше домика. Осталась горячая кожа кочевника и напряженные мышцы руки, на которую она навалилась грудью.
Она не стала ничего разыгрывать. Просто выпрямилась, на долгий — долгий миг прижавшись к нему всем телом, так, что ощутила упругую мышцу бедра и выпукло очерченную грудь.
Только потом отстранилась.
— Будем выбираться, — хрипло сказала она и голос дал трещину.
— Будем, — эхом отозвался он.
Тот, кто выбирал место для засады, безусловно знал толк в делах подобного рода.
Долгое время сухой, усыпанный прошлогодними иглами ельник взбирался ввысь. Широкие уступы, пронизанные вывороченными из земли корнями, вели на вершину холма. Гроза обошла ельник стороной. Вымоленная передышка заставила сердце Роксаны петь от радости. Хотелось надеяться на то, что поваленные деревья, в пугающем переплетении отточенных как иглы ветвей, остались позади. Равно как и смердящие трупы убитых грозой животных, над которыми усердно трудились могильщики, кромсая острыми как бритвы зубами бесчисленные тела.
И буреломы, скрывавшие в глубине топкую землю потерявшего русло ручья.
И стволы дымящихся вековых деревьев, ударом молнии как лучины расщепленные пополам.
Ведь должна же быть граница, за которой гроза потеряла силу? Она обнаружилась в тот момент, когда Роксана готовилась завыть от досады. Нет, силы на то, чтобы преодолевать бесчисленные препятствия еще имелись, в то время как с терпением дело обстояло с точностью до наоборот. Когда в той чаше, что отмерена была на сегодня, на дне заплескалась жалкая капля, все внезапно кончилось. Вдруг стала сухой земля, прихотливо раскинулся ельник, иглами тянущийся к лучам Гелиона и налилось синевой небо, накрывшее куполом невысокие холмы.
Рано обрадовалась. Побаловала путь-дорожка, поманила голубой высью и в один миг оборвалась широким бездонным оврагом. Крутые бока, стянутые хрупкими стеблями высохшей травы, отвергали всякую мысль об ином пути. Волей-неволей пришлось выйти на дорогу.
Отсюда с верхушки холма видна была как на ладони каменистая дорога, по краю обрыва сбегающая вниз. Дальше опять начинался подъем. От лесистых холмов, покрытых радовавшей глаз зеленью не осталось и следа. Казалось, острым серпом был срезан зеленый покров и немилосердно сорван. Оттого и выставленные на всеобщее обозрение серые камни пытались стыдливо прикрыться зеленоватым мхом.
Дорога петляла. При взгляде на нее у Роксаны заныло сердце. Появилось желание плюнуть на затею со спасением Леона, на совесть, уже пустившую первые робкие ростки и немедленно укрыться в спасительном лесу.
Кочевник молчал. Девушка спиной чувствовала его вопрошающий взгляд. Так жгло между лопатками, что захотелось обернуться и сказать: ты можешь остаться здесь, Хан. Одумалась в последний момент. Он по-прежнему считает себя ее должником. Пожалуй, его гордость может сыграть злую шутку. Потому что рука об руку с гордостью шла вредность. А проверять на прочность где тонко, там и порвется — Роксане не хотелось. Кроме всего прочего, оставаться одной, когда впереди ждет самый опасный участок пути — такого не пожелаешь и злейшему врагу.
Ступая на дорогу, Роксана искренне надеялась, что это все соображения, которые заставляют ее искать общества Ханаан-дэя.
Потом, когда было поздно, девушка сотню раз пожалела о том, что не предложила ему уйти. Скорее всего, кочевник не воспользовался бы предлогом, но во всяком случае ей не так стыдно было бы смотреть ему в глаза.
На дорогу вышли ближе к вечеру, когда Гелион катился к дальнему холму. Надвигались сумерки и приходилось торопиться. В темноте легко оступиться и тогда вряд ли спасут сухие корни, гнездившиеся в каменистой почве.
На одном дыхании путники одолели спуск. Потом дорога стала вести себя как вздорная старая дева — постоянно петляла, огибая огромные валуны, застывшие на краю оврага. Дальше ждал подъем, не прекращающийся ни на миг.
Роксана берегла дыхание, с тревогой поглядывая на низкие тучи, суетливо собирающиеся у горизонта. В довершении ко всем неприятностям не хватало лишь ветра — она невольно убыстрила шаг. Нижняя рубаха намокла от пота и прилипла к спине. Звук собственных шагов казался девушке неестественно громким, тогда как шагов кочевника она не слышала вовсе.
Кляня себя за неуклюжесть, девушка с трудом выдерживала набранный темп. Как ни старалась — дыханье со свистом вырывалось из ее горла. Только взгляд в спину толкал ее вперед, заставляя выказывать настоящие чудеса выносливости. Наступал момент, когда усталость брала свое — тогда не то что взгляд, не поторопит и стрела, пущенная в спину.
Услышав ее мольбы, на верхушке холма замаячила серая в наступающих сумерках листва близкого леса. Манящее зрелище придало сил. Роксана как на крыльях устремилась вперед, лелея в душе надежду на долгожданный отдых. Дорога смилостивилась и вывела на опушку леса. Шумели в потоках ветра густые кроны. Там был покой, еда и вода.