Чернышевский

В ряде сцен, картин и диалогов опубликованная часть романа давала выпуклую и четкую картину настроений русского общества эпохи крестьянской реформы. До сих пор она остается единственным в русской беллетристике изображением этой эпохи, единственным — не только по уму и глубине оценки, но и по рельефности нарисованных автором представителей борющихся общественных групп. Некоторые образы этого романа концентрируют в себе целые страницы русской истории и истории русской культуры и в этом смысле незабываемы и вряд ли заменимы. Таков образ Муравьева-Вешателя — граф Чаплин романа; «Это был переодетый мясник… на этом лице было полнейшее бессмыслие, коровье бессмыслие, нимало не жестокое, почти не злое, только совершенно бесчувственное… Только мясник, человек не смотревший ни на людей, ни на природу, смотревший все лишь на скотов и на скотов, мог приобрести такое скотское выражение лица». Таков образ революционера Сераковского — Соколовский романа: «Пламенно лившаяся речь его… была дельна, логична, исполнена фактов, была речью человека с железной волею, всецело посвятившего себя своему делу». Таков портрет либерала Кавелина — Рязанцев романа: «Рязанцев создан был — очаровывать невинных, грациозный и важный, живой и солидный, он всегда сиял добродушием и умом, любезностью и чувством своего значения в двиганьи русского прогресса». Таков образ самого автора — Волгин романа: «По иронической характеристике приятелей — представитель мнений ужасных, но врожденных русскому народу, народу мужиков, не понимающих ничего, кроме полного мужицкого равенства и приготовленных сделаться коммунистами, потому что живут в общинном устройстве». Таковы, наконец, образы либералов и революционеров, бюрократов и помещиков, в чьих руках лежало решение крестьянского дела.

Роман — не только верная и глубокая картина эпохи крестьянской реформы, но и мощная реабилитация и апология революционной позиции автора и его группы. Недаром молодой Ленин в первой же своей работе признал развернутую в этом романе картину хода крестьянской реформы свидетельством «гениальности Чернышевского»^{154}. Роман этот вообще произвел на Ленина, в эпоху формирования его личности, большое впечатление; ом раз навсегда запомнил его и охотно цитировал.

Повидимому, Чернышевский был прав, когда в своем обычном полуироническом тоне писал: «Сомнительно, чтобы поэтический талант был у меня велик. Но мне довольно и небольшого, чтобы писать хорошие романы, в которых много поэзии. Я не претендую равняться с великими поэтами. Но успеху моих романов не мог бы помешать и. Гоголь. Я был бы очень заметен и при Диккенсе».

Но опубликованная часть «Пролога» — только незначительная часть созданной Чернышевским в Сибири трилогии. Последняя начиналась романом «Старина» — широкой картиной быта России накануне Крымской войны, — описывала «Пролог» (чего? — конечно, революции) — и кончалась новой «Утопией». Части этой трилогии Чернышевский читал и рассказывал своим товарищам по заключению. Они были очарованы развертывавшимся перед ними повествованием.

Один из этих слушателей Чернышевского впоследствии записал:

«Поистине великий должен был выйти роман — евангелие и библия современного человека. И этот роман остался неоконченным вероятно потому, что он погибал два раза: раз большая часть при отъезде Чернышевского на Вилюй и другой раз на Вилюе. После его второго истребления Чернышевский и не упоминал о его продолжении. Какая энергия не остановится перед перспективой писать и писать, чтобы все это неминуемо погибало и погибало».

Остальные беллетристические произведения Чернышевского дошли до нас только в виде более или менее крупных осколков. Все они не закончены. В этом виде они имеют ценность только как материал для биографии автора, как свидетельство его способности овладеть любой формой, великой изобретательности и гибкости его ума и его несокрушимой энергии в борьбе за возможность говорить с читателем. Кроме «Что делать?», части «Пролога» и одного стихотворения ничего из этих трудов Чернышевского не увидело света при его жизни. Только в 1905 году часть их была опубликована; другая часть их увидела свет только после того, как Октябрьская революция взломала архивы романовской монархии.

IX. ОГОНЬ ПОД СПУДОМ

1