Черт из тихого омута

— Я разберусь со всем этим, Сонечка! Я клянусь тебе, что разберусь! Я поеду за тобой следом и буду постоянно рядом. Я не позволю… никому не позволю тебя обидеть… Маленькая моя, ну не нужно… Прошу тебя, не нужно так плакать! Все встанет на свои места, вот увидишь! Они просто ошиблись!

Конечно же, они ошиблись, предъявляя ей чудовищные обвинения в убийстве! Конечно же, она слышать не слышала ни о каком убитом торговце наркотиками. И все эти мужчины, чьи фотографии разложили сейчас перед ней на столе, ей неизвестны. И она никогда не посещала убитого. Не знает никого из его соседей. Никогда она не ездила в тот район ни на автобусе, ни на трамвае, ни на такси. И до Гены… Да, да, того самого молодого человека, что открывал им дверь, — до Гены у нее никого не было. Да, она собирается за него замуж. И, может быть, родит ему кучу детей. И, возможно, сделает это много раньше, чем планировалось… И она, может быть, только сейчас поняла, как ей славно с ним и надежно. А все то, в чем ее обвиняют, — это ошибка. Чудовищная ошибка! И им следует немедленно разобраться в этом…

Но ко всем ее доводам молодой симпатичный парень оставался глух. Он премило улыбался, хохмил через каждое второе слово, кивал согласно в такт ее словам, а потом выворачивал такую каверзу из ее слов, что Соне снова и снова приходилось громко рыдать, сидя перед ним на казенном стуле.

Ей было так страшно, так больно, нелепо и чудовищно непереносимо от того, что сейчас с ней происходило, что она просто-напросто перестала соображать вообще.

— Ладно, переночуете в камере, — сжалился над ней следователь после трех часов беспрестанных вопросов. — Отдохнете. К утру, возможно, у вас появятся какие-нибудь свежие идеи. Что передать вашему жениху?

— Что? — Соня подняла на следователя затравленный взгляд и еще раз переспросила: — Что?

— Я спрашиваю, что передать вашему жениху? Он все это время просидел в коридоре перед дежурной частью и, по моим подозрениям, страшно переживает. Так что сказать ему?

Следователь смотрел на нее почти человеческими, почти добрыми глазами, но Соне что-то мало верилось в его сострадание, поэтому она безвольно пожала плечами и тихо произнесла:

— Ничего… Хотя… пусть свяжется с папой, пожалуйста…

— Хорошо. — Следователь нажал кнопку под столом, и через минуту в кабинете возникла фигура дежурного, того самого, что сопровождал Соню из дома. — Уведите подозреваемую.

Подозреваемая… Она теперь — подозреваемая!.. Это было несуразно, дико, но в той же мере почти предсказуемо. Она ведь ожидала почти такой развязки. Странность заключалась лишь в том, что ей предъявляли обвинения в убийстве человека, о существовании которого она даже и не подозревала, а про наркотики никто даже и не вспомнил. Даже обыск не был сделан в квартире! Соня терялась в догадках. Во что ее втравили? Кто все это подстроил? В том, что это происки каких-то неведомых ей врагов, она почти не сомневалась. Но кто такие эти люди? И почему избрали своей мишенью именно ее?

Соня послушно сложила руки за спиной. Вздрогнула, ощутив запястьями холод железа, и едва не закричала в голос, услышав металлический щелчок наручников.

— Вперед! — грубо скомандовал дежурный. — Идешь по лестнице вниз, сворачиваешь налево, выходишь во двор и послушно двигаешь к следственному изолятору. Все поняла?

Соня кивнула, чуть не заскулив. Мысль о том, что ее поведут сейчас по улице в наручниках, приводила ее в ужас.

— А… а это далеко? Следственный изолятор… Он где?

— Не переживай, не устанешь! — фыркнул конвойный презрительно. — Во дворе. Десять метров идти. И не вздумай дурить, иначе по башке дубинкой схлопочешь. Все уяснила?

Она снова кивнула и пошла.

Один лестничный пролет, второй, крохотная площадка перед железной дверью. Минута задержки, дверь открывается, и Соня, подталкиваемая охранником в спину, выходит во двор милиции.

Двор как двор. Полностью расчищен от снега. Наверняка не без помощи и непосредственного участия заключенных под стражу. Слева — въезд со стороны улицы. Справа — ряд ангаров. А прямо по курсу — длинное одноэтажное строение с зарешеченными окнами. Это, по всей видимости, и был следственный изолятор.

— Туда? — Соня чуть повернула голову назад.

— Туда, девочка, туда, — охранник хохотнул. — Там тебе отдельные апартаменты уготованы. Поваляешься на нарах ночку с кулачком под головой, поумнее будешь. Знаешь, как раскалываются такие штучки, как ты? О-о, уже часа через два начинают на допрос проситься.

Соня плохо слушала разговорившегося так некстати конвоира. Медленно перебирая ногами, она шла к двери следственного изолятора. Единственное, чего она сейчас просила у судьбы, так это чтобы в ее камере не было мышей. Этого она уж точно не переживет и попросится на допрос не через два часа, а уже на первых минутах. Лишь бы не быть одной в этом страшном месте…

До двери в новый страшный мир оставалась пара метров, когда все это случилось.