Черта невозврата

Больше стюард не помнил ничего. Не помнил, как чьи-то нежные женские руки раздели его до трусов. А через мгновение сняли и трусы. Как его тащили в парилку и затаскивали на полог. Он пришёл в себя только тогда, когда блаженство от горячего пара, от разогревающих промёрзшие конечности ударов веника и от приятных прикосновений обнажённого женского тела накрыло его с головой сладостной негой, вознесло к небесам удовольствия и опустило на реальный деревянный полок парилки. Действительность вернулась. Она вернулась из бесконечного полёта в фантастическом калейдоскопе обрывистых картинок его прошлой жизни. Он открыл глаза и увидел лицо Сони. Она лежала рядом с ним на животе, повернув голову в его сторону. Её глаза были закрыты. Пользуясь этим, он стал спокойно и размеренно рассматривать её черты. Светло-русые волосы девушки намокли и выглядели темнее, чем обычно. Стас никогда не любил обесцвеченных, ярко накрашенных девушек. Почему? Он не мог ответить на этот вопрос. Может всё дело во Фрейде – мама никогда не красилась, только чуть-чуть подчёркивала брови, ресницы и губы. А может это собственный жизненный опыт – все его знакомые с вызывающе боевой краской на лице всегда оказывались вульгарными особами, не имеющими никаких комплексов. Прядь мокрых волос прикрывала левую щёку, тронутую лёгкой бледностью, которую не закрасил даже горячий пар. Это и понятно: две недели на голодном пайке и такая «весёлая» сегодняшняя «прогулка». Чтоб ей неладно было этой метели, замучившей всех их в разгар лета! Точёный нос с небольшой горбинкой и трамплинчиком на конце хорошо вписывался в её чуть продолговатый овал лица. Слегка потрескавшиеся, немного припухшие губы призывно украшали небольшой рот. С правой стороны рядом с ним господь поставил совсем крохотную родинку. Ещё ниже виднелась ямочка небольшого подбородка. Он, возможно, был несколько недоразвит и мал. Но это даже придавало её лицу особый шарм и узнаваемость. Веник перестал хлестать его и перешёл на хрупкие плечи и не закрашенную загаром спину соседки по банному полку. «Совсем белая! Почти, как мрамор!» – подумал он, переведя взгляд на тело девушки. Он бессовестно разглядывал её чуть выделенные под плечами лопатки, ложбинку, идущую вдоль спины и удивительно узкую, чётко очерченную талию, переходящую в пухлые бёдра. По обе стороны копчика виднелись две обаятельные ямочки. Их не уничтожило даже вынужденное голодание. Рука с веником на минуту затихла, и вдруг холодная вода из ковша залила Стасу глаза и чуть приоткрытый рот.

– Куда смотришь? Вот наглый! – послышался голос Амалии. – Я думала ты уже помираешь! А ты оказывается только прикидываешься. Лежит! Любуется!

Стас повернул голову в её сторону. Амалия в мокрых кружевных трусиках и в таком же лифчике замахнулась на него ковшом:

– Сюда не смотреть! В стенку смотри. Вот туда.

Стас отвернулся и стал смотреть поверх головы Сони. Неожиданно он услышал, что из уст девушки доносится тихое невнятное бормотание. Веник опять стал хлестать по её спине.

– Тихо! Она что-то говорит!

Веник перестал хлестать. Стас прислонил ухо к губам девушки и услышал её непрерывный горячий быстрый шёпот:

– Мама, ты должна двигаться. Ты совсем не встаёшь. Мама. Ты должна стараться. Мама. Ты уже неделю лежишь. Мама. Ты встанешь, и мы пойдём в магазин покупать тебе новые вещи. Эти никуда не годятся. Они на тебе висят, как на вешалке. Ты исхудала. Как лечат анорексию? Мама. Если ты не будешь меня слушаться – ты умрешь. Если ты этого хочешь, знай, что я тогда тоже умру. Мама я не поеду на день рождения Марго. Ты встала? Ты хочешь, чтобы я обязательно поехала? Ты меня отправляешь? Ты себя лучше чувствуешь? За тобой бабушка присмотрит? Мама. Я вернусь через день. Я обязательно вернусь. Мама. Ты не знаешь. Это Стас. Стас отнеси меня к маме. Стас мне холодно. Стас не надо, не тащи меня. Стас, спасайся сам. Вдвоём мы не дойдём. Стас…

Амалия выдохнула воздух из легких и сказала слегка дрожащим от навернувшихся слёз голосом:

– Всё время так бормочет. Теперь я точно знаю, как люди бредят.

И тут же грозным окриком:

– Не поворачивай голову ко мне! Не поворачивай!

После припарки веником девушка потёрла парню спину намыленной шампунем банной варежкой:

– Стас! Я тебе твои причиндалы мыть не буду. Вижу ты уже сам способен. Сможешь сам? Тогда в моечную иди. Встать сумеешь?

– Попробую.

Стюард сполз с полка и сделал шаг к двери парилки. Его штормило так, что он чуть на завалился набок. Амалия подхватила его за руку.

– Всё нормально! Мне уже легче.

– Давай, открывай дверь!

Стас ухватился за деревянную ручку двери и потянул её на себя.

– И не смотри на меня! И на Соню не смотри! Вот кобель! Качается без сил, а всё туда же.

Стас, только войдя в моечное отделение, сообразил, что на нём нет трусов:

– Эй, эй! Трусы мои где?

Дверь приоткрылась и в неё просунулась ухмыляющаяся голова Амалии:

– Я их сожгла в печке. Шучу. Постирала! Завтра высохнут.