Чертобой. Свои среди Чужих

– Ну… я же инженер-механик, а не хрен собачий. Селитру из магазинов таскал, кое-какие химикаты… Запалы терочные.

– А в магазин как, пешком?

– Ползком.

Способ, изобретенный Владимиром Ивановичем для путешествий по городу, отличался простотой, наглостью и безумием. Обыкновенный деревянный ящик, размерами и формой напоминающий крышку гроба, переворачивался и ставился на колеса от детского велосипеда. Маленькие такие, боковые. И вот в этом танке можно было вполне передвигаться по улицам на четвереньках. Правда, очень медленно, постоянно приходилось пережидать, когда привлеченные движением твареныши успокоятся и разбегутся. Я бы так не рискнул – сутки добираться до площади Горького и обратно. Когда-то на это уходило минут двадцать-двадцать пять, только подняться по Похвалинскому съезду.

Выговорившись, Никитин как-то обмяк, будто выдернули из человека тот стержень, что помогал жить и держаться. И огонек в глазах, загоревшийся было от подробностей захвата дебаркадера и «РТ-300», погас. Погас и больше не загорался.

– Я помогу вам.

– Чем? – Андрей скептически оглядел беспомощно лежащую в кровати фигуру.

– Ну-у-у… чем сумею.

Глава 9

К вечеру самочувствие нашего гостя, не пленником же его называть, резко ухудшилось. Поднялась температура, вся левая сторона груди опухла и покраснела, а от раны пошел тяжелый запах.

– Сдохнет же, – шепнул Андрей, опасаясь, что иногда приходящий в сознание Никитин сможет услышать.

– Угу, резать надо. А ты хирург?

– Нет, я больше по компьютерным внутренностям.

– То-то и оно, у меня руки тоже под другое заточены.

– Жалко мужика, пап.

– Мне, что ли, радостно? Резать будешь?

– Не умею.

– Про что и говорю.

Ситуация – хуже некуда. Ладно бы пуля навылет прошла, так нет же, попала вся искореженная рикошетом, да еще забила в рану грязь и нитки с промасленной спецовочной куртки. И застряла внутри, каким-то чудом не задев крупные кровеносные сосуды. Что там еще есть, ребра? Хрен с ними, срастутся как-нибудь, а вот если не вытащим свинцовый подарочек… К утру не к утру, но к следующему вечеру кони двинет обязательно. Так бы, конечно, и подольше мог продержаться, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Иваныч и живой мало чем от покойника отличается. Значит… значит, остается одно…

– Тащи водку в кают-компанию и приготовь там стол.

– Но…

– Вот заодно и приберешься.

Андрей ушел, тихонько прикрыв за собой дверь, и я поднялся следом. Тоже пора заняться делом. Мне в машинное отделение, где стоит верстак с тисками и закрепленный к стене наждак. Сооружу что-нибудь похожее на скальпель из ножовочного полотна. Моим ножом, конечно, людей резать можно, но… как бы сказать… одноразово. Придется самому изобретать хирургический инструмент. Точнее – малый набор палача-любителя. А куда деваться, если в корабельной аптечке из всего медицинского только рулончик лейкопластыря и два пузырька настойки боярышника? В случае удачной операции – оба выпью лично.

– Иваныч, пей! – Но Никитин упрямо мотает головой и здоровой рукой пытается оттолкнуть стакан. – Пей, говорю, а не грабками маши! Сейчас ведь зафиксирую.

Заканчивалась вторая бутылка водки, а пациент никак не хотел отключаться. Мы привязали его к столу, оставив свободной только правую руку и голову для удобства принятия анестезии внутрь.

– Иваныч, давай еще, а? Пока добром прошу.

Раненый пьяно отмахивался – от солидной дозы без закуски боль поутихла, и он чувствовал себя более-менее сносно. Но мозги уже не работали, и потому, забыв о предстоящей операции, Никитин сопротивлялся дальнейшему накачиванию.

– Андрюш, вяжи!

Дальше заливали насильно – один держал, другой заливал прямо из бутылки. Половина проливалась на пол и на руки, но это нормально, будем считать дезинфекцией. Оказалось, что не хватало совсем немного – после нескольких глотков Иваныч отключился, безвольно повернув голову набок. Он готов, а я? С чего начинать? Ни хирургических перчаток, ни толкового инструмента, ни хрена лысого… Самоучитель бы какой, что ли. Весь опыт заключается в наложении швов. Кривых.

– Обрабатывай вокруг раны.

– Много?

– Лей больше, не ошибешься.

Странно, руки дрожат. Резать насмерть – не дрожат, а вот тут на́ тебе… Спокойно, Михалыч, ты сможешь. Спасибо, Михалыч, – благодарю сам себя за поддержку. Начали?

– Скальпель.

– Какой?

Ах да, он уже у меня в руке. Делаю надрез. Не поцарапать стол – краем сознания пробегает глумливая мысль и тут же исчезает, испугавшись вида крови. Еще глубже… Ни хрена не видать.

– Лей воду.

– А можно?

– Откуда я знаю? Лей!

В воду добавили немного «ведьминого зелья» – хуже, чем есть, все равно не будет. Кровь пузырится, как от перекиси водорода.

– Промокни рану. Так, хорошо… Дай щуп.

Никогда не думал, что буду ковыряться в живом человеке обычной крестовой отверткой. Иваныч вдруг открывает глаза, совершенно трезвые, и орет. Андрей затыкает его рот горлышком пластиковой бутылки и сжимает ее. Об этом договорились заранее – стеклянную может раскусить и пораниться осколками. А так… не хуже капельницы.

– Готов.

– В смысле?

– Спит опять.

– Не пугай так. Ага, вот она, у кости остановилась.