«Нас было четверо, когда это началось. Нас будет четверо, когда всему придет конец. Я жалкий трус. Я слаб, и в том мой грех. Я человек. И слабости мои меня сводят с ума. Но придет день, и миру явится тот, кто не будет знать страха. Однажды, дитя моё, ты спасешь всех нас.
Я слеп, ибо не вижу настоящего. Я глух, ибо не слышу, как молят меня о милосердии. Я нем, ибо не могу сказать им, за что они проливают свою кровь. Я ненавижу себя. Но пока у меня есть цель, я буду продолжать терзать их. Никто не узнает. Никто не оправдает перед потомками моих деяний. Я стану чудовищем. Я уже чудовище.
Друг мой, ты говоришь, я безумен. Возможно, так и есть. Когти грядущего разрывают мой разум, и безумие моё родилось из ужаса и бессилия. Я тот, кто принес в жертву чистейшую кровь магов. Я тот, кто впустил Смерть в стены нашего дома, чтобы она собирала кровавую жатву. Я тот, кто навеки наложил пятно черного недуга на род мой. Знал ли ты, каким проклятьем я одарил своих детей?
На алтарь Равновесия я возложил сотни тел чистейших детей магии. Мой ручной монстр собрал и принёс их мне в начертанный срок. Защити их, мой друг. Защити их от меня и моего чудовища, если сможешь. Возьми свой меч и порази нас. Я молю Великий Поток о том, чтобы ты сделал это, и молю, чтобы тебе этого не удалось. Ведь тогда все будет напрасно. Моё безумие будет напрасным.
И ты не узнаешь, что все, о ком скорбит твоя душа, будут беречь наш шанс на будущее».
Том прекратил чтение и взглянул на Гарри, который сидел на полу, скрестив ноги, и смотрел на него, явно в ожидании какой-то реакции.
— А я смотрю, великий Салазар конкретикой не особо отличался, — пробормотал он, вздыхая. — Зато патетики на целое тысячелетие хватит.
Гарри насмешливо фыркнул, но ничего не сказал.
«Я видел сон о Порогах Безмолвия. Оттуда доносится шепот мертвых, что оберегают двери в иной мир. Я долгое время жил верой, что мир этот принадлежит покойным. Но мёртвые заговорили со мной, и мне открылось, что они лишь стражи. Я видел сон, что эти двери однажды откроются живым...»
— Мир, вход в который стерегут мёртвые, — Риддл нахмурился. — И сколько в этом заявлении здравого смысла, скажи на милость?
— Может, он говорит о призраках? — предположил Гарри, который явно уже думал об этом. — Или инферналах?
— Очень сомневаюсь, что инферналы с ним заговорили бы, — хмыкнул Том.
— Ну значит призраки.
— Призраки не особо подходят для охраны чего-либо, — Риддл снова и снова перечитывал последнее предложение.
— А может, речь о месте? — добавил от себя Поттер. — Ну вроде кладбища или типа того…
— Хм, — Том помолчал, не соглашаясь и не опровергая высказывание. — Или, быть может, речь о некромантии, но не совсем понятно, какого рода…
Он продолжил читать, надеясь, что найдет дополнительную подсказку:
«Я построил Врата из крика и боли, костей и яда монстра…
Тот, кто мог остановить меня, пришел слишком поздно. И всё, что он узрел, это смерть невинных. И когда он спросил меня, зачем руки мои омыты кровью, я ответил, что это цвет черты Порога Безмолвия, того, за которым начнется наше будущее. И мы переступим его вместе, благословенные и проклятые одновременно, и последует за нами спасение, открыв глаза невидящим».
— Тот, кто мог остановить его, — протянул он, — Гриффиндор?
— Он там часто пишет «друг мой» и про меч упоминает, — Гарри кивнул. — Скорее всего, речь о Годрике, — он нетерпеливо заёрзал на месте. — Дальше читай, там самое интересное.
Том скептически изогнул бровь, но всё же вернулся к чтению:
«Я поведал ему о пророчестве мёртвых, но утаил сокровенный ключ…»
В душе что-то дрогнуло.
«Береги ключ», — сказала ему Лавгуд, а в пророчестве мёртвых была строка о ключе, что «по венам у магов несется». То есть в последнем случае речь о крови… Но, если во всех случаях говорится о крови, то как Салазар мог «создать» ключ?.. Разве что… Риддл нахмурился. Не может ли так быть, что сам «ключ» это одна большая метафора, на самом деле являющаяся чем-то совсем иным… например… живым существом?
«Я создал путь, но не захотел открыть его... В нашем спасении живёт моя боль и моя слабость. Я не могу преодолеть это…»
«…это теперь наше единственное спасение…» — произнесла Луна.
Том задумчиво водил пальцем по губам. Это не могло быть совпадением. Она однозначно говорила о том же, о чем написал Слизерин, но…
— Ни черта не понимаю, о каком спасении речь, — не отрывая взгляда от текста, произнёс тот.
«Я стал чудовищем. Не оплакивай мою заблудшую душу, мой дорогой друг. Ты никогда не узнаешь, за что возненавидел меня. Никогда не прочтешь этих строк. Ты умрешь задолго до того, как тебе представится шанс понять, за что я проклял всех нас».
— Учитывая форму подачи информации, никому этот шанс не представился, — Риддл скривился. — Море эмоций и ни капли смысла…
— Дальше! — поторопил Поттер.
«Выслушай же волю Салазара Слизерина, падшего и последнего короля, дитя моё.