Чертоги Казад-Дума (СИ)

Гномы держались на удивление сдержанно. По велению своего господина побросавшие мечи прямо у основания невысокого ступенчатого марша, теперь они озирались по сторонам, видимо постепенно понимая всю незавидность собственного положения. Особенно огорченным выглядел Балин – умудренный жизнью подгорный житель видел и слышал больше других. Так, он порой кидал долгие тревожные взоры на Траина. А порой недоверчиво поглядывал на саму Ниар, пытаясь понять скрытый подвох.

«Слишком поздно, друг любезный, — усмехнулась ангбандка про себя, натягивая за спиной цепь. Азог, не ведая, что держит на поводке свою хозяйку, частенько дергал стальной поводок на себя, силясь приструнить неподвластную ему силу. Искренно верующий в беспомощность своей заключенной, гундабадец не понимал нависшей над собой угрозы. — Ты ничего не сможешь изменить, седовласый. Голос рокового горна уже звенит над Средиземьем. Руками благородства и чести мы откроем нерушимую дверь, выпустив на волю величественное и бессмертное зло. И все потому, что добро оказалось незаинтересованно в быстрой победе».

Ниар ухмыльнулась, вслушиваясь в голоса Талриса и Анаэль. Оба объясняли Торину суть того, что будет происходить дальше. Гномий Король молча слушал, и в его молчании слышался оглушительный рокот быстро растущего гнева. Красная Колдунья знала, что Дубощит подчинится отданному приказу и выполнит свою часть сделки. Но, в окончательном итоге, он ничего не забудет и ничего никому не простит. Если такую подлость вообще можно простить.

— А ну сиди смирно, кусок дерьма, — прорычал Азог, рванув цепь в сторону. Поддаваясь чужой воле, ангбандка позволила своему искалеченному телу опрокинуться на холодный пол. Еле слышно вскрикнув, чародейка до крови прикусила язык. Добровольно позволившая бледному орку нанести себе увечья, теперь Ниар с трудом сдерживала в себе желание проучить жестокого прислужника Майрона. Однако момент истины еще не наступил, и приходилось терпеть. Учитывая, что уже пройденный путь затребовал жертв невиданных размеров, размениваться на мелочи Красная Колдунья даже не помышляла. Душа, теперь больше походящая на выжженную огнем пустыню, чёрство принимала любую боль. Упиваясь страданиями, Ниар больше не ощущала ни жалости, ни досады, ни извечного стремления оставаться ко всему милосердной. Она вообще ничего не чувствовала. На замену эмоциям пришел тихий шепот Эа. Он-то и поддерживал в старшей Миас постепенно затухающую тягу к жизни.

Не поднимаясь на ноги, Ниар лениво потянулась на полу. Азог, получивший от Анаэль вполне краткое и ясное распоряжение, постарался исполнить желание хозяйки на славу: орк не постеснялся избить молодую девушку, искренне считая ее очередной пешкой в долгосрочной игре новых хозяев Казад-Дума. Сестрица долго отговаривала наследницу Железной Короны от этой изуверской затеи, но старшая Миас осталась непреклонна. Зная, что нет ничего ужаснее страданий любимых, Ниар без страха и проволочек согласилась подставить себя под стальной кулак гундабадца. Торину для стимула должно было хватить и вида нескончаемых мук любимой женщины, так что травмировать Траина, Беорна или Анаэль не было необходимости. В конечном счете, надежды чародейки были вполне оправданы и окупились они сторицей. Король-под-Горой, забыв о воинской гордости, пошел на сделку.

Теперь, правда, приходилось цепляться за чахнущее под взрывами боли сознание. Но в жизни чародейки были минуты куда как более ужасающие. Слабеющее тело могло излечить дыхание магии. Разум, ставший холодным и острым, могли смягчить равнодушные ко всему пески времени. Ну а израненное сердце, так или иначе, покроется рубцами и останется неизменно голодным, неизменно озлобленным и исковерканным.

Жмурясь, чародейка сквозь стекающие по щекам кровавые слезы оглядела честные и чистые лица полюбившихся гномов. Чуть потянувшись вперед, игнорируя посыпавшиеся сверху удары урука, сосредоточила внимание на маленьком хоббите, что прятался за спинами друзей. В голове полыхнула догадка и Ниар улыбнулась, зная, что попытается предпринять Бильбо.

«Мистер Бэггинс, как же вы предсказуемы, — мысли пульсировали между висков, разливаясь ровным светом здравых рассуждений. — Вспомнили о своем колечке, не забыли о прелестном подарке судьбы. Ведомо ли Вам, мистер Бэггинс, с какими силами Вы шутите, надевая на палец золотой обод? Ведомо ли Вам, что неспящее око глядит сквозь Вас на окружающее? Нет, конечно же. Вы даже не подозреваете, что облекаясь в невидимый наряд, надеваете на себя и проклятые кандалы вечно алчущего, вечно ищущего призрака. Но я увижу Вас, мистер Бэггинс. Я Вас вижу».