Чертополох 3

В то же мгновение колдовское чутьё Остена просто взвыло об опасности - он резко обернулся и ударил мечом, не глядя. Лезвие вспороло плоть нападающего, и вторая тварь, жалобно заскулив, отскочила в сторону, пятная снег вонючей, тёмной кровью.

А вот это было уже плохо. Раньше Олдер уже видел этих существ, но лишь издалека, ведь падальщики по праву считались хоть и не самыми опасными, но наиболее мерзкими и трусливыми тварями во всём Ирии. Питаясь любой мертвечиной, какую только могли найти, они, бывало разрывали свежие погребения на погостах или ворошили могильники скота, а порою появлялись даже на полях сражений - особенно, если тел было много, и их не успевали предать огню или земле. Мёртвого человека падальщики разрывали на части за считанные мгновения, но живых людей боялись панически, и, обычно, при встрече тут же бросались наутёк. Напасть твари могли лишь в одном случае - если объелись мертвечиной до такой степени, что совершенно потеряли страх.

Не спуская глаз с тварей, тысячник перехватил оружие и сделал медленный шаг назад и в сторону. Стоящий на колодезном срубе падальщик немедля повернул уродливую морду вслед его движению и недовольно фыркнул. Остен предупреждению не внял, и сделал ещё один шаг - этого оказалось достаточно, чтобы обе твари - и раненная, и здоровая - бросились на него разом, словно по команде.

Первый падальщик, оттолкнувшись от края колодца, прыгнул вперёд, широко разведя в стороны когтистые лапы - точно обняться хотел. По этим-то уродливым конечностям тысячник и ударил. Тварь с воем покатилась по земле - вторая заорала сразу вслед за ней, причём явно от боли. Мысленно отметив, что с этой стороны нападения опасаться больше не стоит, Олдер шагнул к раненному им падальщику. Тот, утратив всю смелость, больше не пытался напасть, а, поджав искалеченные ударом меча лапы, свернулся клубком и тихо скулил. Тысячник, глядя на эту картину, лишь брезгливо скривился и глубоко вогнал лезвие меча в спину твари. С усилием вытащил оружие, обернулся.

Вторая тварь лежала скорчившись на снегу - из её левого бока торчал тяжёлый арбалетный болт, а сам стрелок уже спешил к Олдеру вместе с другими воинами.

- Я бы и раньше выстрелил, - ещё совсем молодой парень заговорил прежде, чем тысячник обратился к нему. - Сразу бы выстрелил, но ты, глава, их собою закрывал - я не мог. А так бы сразу...

- Ты всё сделал правильно, - видя, что воин сам не свой, Олдер не стал ему пенять за нарушение устава, а просто хлопнул по плечу, - И рука у тебя верная. Хорошая рука.

От неожиданной похвалы юнец замолк на полуслове, а Остен обернулся к подоспевшему полусотнику, и, указывая на трупы падальщиков, произнёс:

- А вот и наш медведь-шатун...

- Лучше бы и в самом деле медведь оказался - он хотя бы заразу не разносит,- глава отряда посмотрел на падальщиков с нескрываемым омерзением, а после озадачился более насущным вопросом, - Вот только почему они в спячку не залегли? Не припомню, чтоб эти твари мороз любили...

- Ну так настоящих морозов пока не было, - тысячник, зачерпнув горсть снега, оттёр лезвие меча. Прищурился, оценивая результат, - А ещё где-то неподалёку для них нашлось столько поживы, что падальщики забыли и о холоде, и об осторожности.

Трупы тварей спалили утром на соседнем поле. Падальщиков не скупясь обложили соломой и хворостом, добавили найденный на подворье бочонок смолы, и подожгли. Остен даже огню нашептал, чтоб тот горел сильнее и жарче, изводя заразу.

Благодаря этому костёр вспыхнул сразу, но в путь воины выдвинулись лишь тогда, когда пламя стало потихоньку идти на убыль. Олдер предложил отклониться от первоначального маршрута и первым делом исследовать настороживший его ещё со вчерашнего вечера овраг, и полусотник охотно откликнулся на эту идею. Могила, способная насытить несколько трупоедов, должна быть отнюдь не маленькой, а это наводило на уж совсем нехорошие мысли.

Овраг оказался глубокой балкой - её склоны густо заросли ивняком, а по дну струился так и не замёрзший ручей. По весне, напитанный талыми водами, он наверняка превращался в бурную речку, но и сейчас был довольно глубок на вид. А ещё чёрная вода меж покрытых наледью камней источала гнилостный, тяжёлый дух, который теперь заставил поморщиться весь отряд, а не одного Остена, как накануне.

Двинувшись вдоль разрезающего поля оврага, воины постепенно стали находить всё новые и новые нехорошие приметы - взрытый когтями снег и отпечатки уродливо-плоских ступней свидетельствовали о том, что падальщики просто-напросто облюбовали эти места. А усиливающаяся вонь указывала, что впереди воинов ждёт гнездо этих тварей. И хотя и Остен, и едущие с ним люди примерно знали, что за зрелище их ждёт, действительность превзошла все их ожидания.