Чертополох. Философия живописи

Степень концентрации в любви очень важна. Невозможно с равной интенсивностью любить все время, каждый день; один день нас посещают сильные эмоции, а наутро душа расслабляется. И в жизни мы как-то обучились эту неравномерность своей душевной состоятельности припудривать. Однако картина – свидетель наших страстей – запоминает именно равномерность усилий и выдаст тот день и ту минуту, когда вы любили вполсилы. Неравномерность переживания часто видна у неплохих, но не великих художников: небо мастер писал без особых волнений, а когда дошел до кроны дерева, возбудился. Казалось бы: нечего тебе сказать про небо, так не пиши небо! – но что делать, если в композицию небо попало? Это примерно как чувства к нелюбимому родственнику, как членство в нелюбимой партии – идешь на общее собрание, но не вприпрыжку; вот только в искусстве вялость эмоции весьма заметна.

Человеку свойственно уставать в эмоциях – невозможно с равным энтузиазмом радоваться Божьему миру каждый день. Мы умиляемся любимому человеку, но не ежесекундно. Уникальное свойство Ван Гога состояло в том, что он поражался красоте и содержательности тварного мира – ежесекундно. Там, где другой живописец (тот же Сутин, например, или Вламинк – они оба Ван Гогу подражали) обойдется общим планом, Ван Гог найдет мелочи, от которых щемит сердце. И не просто «найдет подробность» – он пишет ради каждой подробности: так раскрылась почка, так изогнулась травинка. Он посмотрел, запомнил, содрогнулся. Вы все знаете размах Матисса и мощную обобщающую линию Пикассо – они прекрасные художники, смотревшие на мир в целом. Ван Гог тоже смотрел в целом. Однако его общий взгляд был настолько внимательный, что целым для него являлась совокупность тысячи подробностей – за каждой из которых свой мир.

И вот именно в Арле это свойство: видеть мир в тысяче спрятанных лиц – раскрылось вполне.

Важно было и то, что художник был пьян Арлем – ему нравилась каждая деталь. Когда ходишь по городу, то ходишь в картинах Ван Гога: аллея Аликанте, берег Роны, долина Кро – каждый поворот он обжил и описал; так все и сохранилось. Видите яблоню? – это его яблоня, он с ней дружил. Он врос в Арль немедленно – хотя все было чужим. Когда Пикассо уехал из Барселоны в Париж, а затем на Французскую Ривьеру, он радикально природу не поменял; и немец Гольбейн, уехав в Лондон, остался в той же северной природе. Но оказаться после темной Голландии на солнцепеке и писать солнце после полутени – это для художника то же самое, что для писателя перейти с русского на английский. Ван Гог, бывший протестантом, сыном пастора и сам – проповедник, оказался в звонком католическом городе.

Это город одновременно и французский, и римский, сочетающий традицию Прованса и хранящий память Рима; император Константин считал этот город второй столицей империи. Теперь город хранит память о третьей фазе истории – о великом усилии, эти традиции объединившем. Провансальская культура (то есть трубадуры и прекрасные дамы, куртуазная поэзия, новый сладостный стиль, возникший здесь до Данте) – с римской каменной кладкой и поступью легионов сочетается плохо; однако этот гибрид существует, это и есть город Арль. В облике арлезианки сочетается римская прическа и средневековый высокий чепец с двумя рогами – женщины и сегодня так ходят. В центре города сохранился римский амфитеатр, похожий на Колизей Рима; в римском амфитеатре до сегодняшнего дня проходят корриды, аналогии римских боев с быками. Рядом Средиземное море, за поворотом – Альпы. Одним словом, это сплав европейской культуры небывалой концентрации.

Поскольку в Арле Ван Гог написал практически все – нет угла, где он не ставил мольберт – гораздо интереснее, что именно он там не написал. Это важно. Он не написал арльский Колизей. Вот вообразите себе любого художника – импрессиониста, кубиста, соцреалиста, – приехавшего в творческую командировку в город с римской историей, в центре города стоит амфитеатр гладиаторских боев, сохранился тамошний Колизей лучше, нежели римский. Что командированный художник нарисует в первый же день? Ван Гог даже и головы не повернул к древностям. Что бы нарисовал визитер на следующий день? Безусловно – корриду. В городе сохранился бой быков, до сих пор по улицам едут процессии пикадоров. У Ван Гога нет ни единой картины на эту тему. Есть лишь один небольшой холст: изображена публика около арены – я долгое время думал, что нарисован обычный театр. Оказалось, что это Винсент зашел в Колизей и остановил взгляд на том, как публика занимает места в партере – а на бой быков он даже и не посмотрел. И, наконец, любой импрессионист или соцреалист нарисовал бы сотни арльских кафе – знаменитые колбаски, розовое вино, прованское масло, мягкие сыры; все жители круглый день сидят на солнцепеке и жрут, запивая колбасу розовеньким. Вы хоть одну картину с арльским застольем видели? Ни одной такой нет.