Чертополох и золотая пряжа (СИ)

— Ошибаешься, ведьма! У нас с лэрдом магический договор, и я желаю, чтоб он был исполнен! Ты не можешь помешать. Магия мира все равно сильней.

— О, ты как много знаешь о магии, дитя! — Кайлех расхохоталась и махнула рукой. Очертания зала поплыли, и не успела Айлин моргнуть, как на месте одного Румпеля возникла дюжина. — Но еще больше не знаешь! Я по праву старшей в роду могу взять его себе в услужение. Скажем, лет на сто. Подождут ваша магия и обещания. Согласна?

— Что? — Айлин недоуменно вглядывалась в совершенно одинаковые лица, в пурпурные, густые, глубокие и абсолютно безжизненные глаза.

— Угадаешь, какой из них настоящий, забирай, а нет, так он пойдет со мной под Холм. Так и быть, разрешу его вновь навестить, скажем, в следующем веке. Ведь ты сида, для тебя время не имеет значения. Ну что?

— Согласна.

— Тогда приступим, — расхохоталась Кайлех, — Пожалуй, это даже будет интересно, дева из Фортгала. Трогать нельзя! Только смотреть.

Но Айлин уже не слушала сумасшедшую сиду. Она медленно шла вдоль ряда, пытаясь узнать среди фантомов того единственного, кто ей нужен. Но все двенадцать магов были одинаковы. Холодные безжизненные статуи. В какой-то момент показалось, что Румпеля нет среди них. Он не ощущался. Айлин проглотила собравшиеся в горле слезы.

«Ищи, ищи. Ведь должно быть то, что его отличает от других. Ведь сердце тянется, чувствует, любит… Точно!»

Айлин опустила взгляд чуть ниже и чуть не вскрикнула от радости. Одно из двенадцати колец пылало алым. Стараясь не выдавать своего волнения, дева вновь медленно прошла вдоль ряда и на этот раз увидела, как вспыхнул пурпуром взгляд ее мага.

— Ну чего ты ждешь? — хохотнула сида. — Или настолько все хороши, что выбрать не можешь?

— Отчего же не могу. Вот он, тан Румпель, и он отличается от твоих фантомов, как черный лебедь от вороньей стаи! — Айлин сделала шаг вперед и ухватила за руку мага. Оцепенение спало. Румпель рвано вдохнул. Пальцы тут же обожгло.

«Значит, и впрямь угадала!» — только и успела обрадоваться Айлин.

В этот же самый момент жуткий вой сотряс стены Холма. Ледяной вихрь разметал ненужные фантомы. Неистовый ветер сбивал с ног, крушил все вокруг, но Румпель крепко прижал к себе Айлин, не позволяя неистовой буре взять вверх. Кайлех вскинула руки, и с кончиков пальцев ее сорвались острые, как стрелы, льдины.

— Хватит! — раздался глухой рык Хозяина Холмов, и разом все стихло, словно не бушевало никогда. Кайлех обвила лоза. — Уходи, дочь Грианана, и не смей никогда появляться в моем доме!

— Ты не можешь прогнать меня. Ты дал обещание моей матери и не сдержал его. Я требую, чтоб ты назвал того, с кем разделишь власть над туатами. Сейчас же!

— Погодите! — Айлин высвободилась из объятий Румпеля, но руку так и не отпустила. — Нужно сначала снять проклятье!

— Этого можно ждать до седьмого захвата. Уже мать моя переродилась, а обещание не исполнено.

— Ничего, — вдруг с поразительным спокойствием произнесла Айлин. Однако каждый, кто был в зале, услышал ее слова. — Раз ждала ты столько лет, потерпишь еще пару минут. Ведь ты сида, для тебя время не имеет значения.

И не дожидаясь ответной реакции, Айлин повернулась к магу.

— Помнится, вы просили назвать ваше истинное имя, тан Румпель? — произнесла она еле слышно, склонившись к самому уху мужчины.

— Что ты делаешь, малышка Айлин? — Румпель скользил по ее лицу взглядом, впитывая в себя каждую черточку. Греясь теплом мягкой и чуточку грустной улыбки.

— Выполняю обещание, — дыхание обожгло кожу.

— Ты же знаешь, что одного имени мало?

— Конечно. Но у меня есть все ключи от вашей дверей, тан Чертополох.

Румпель дернулся, но Айлин, помня наказ спаконы, держала крепко. Вдруг тело его начало гнуться, меняясь. Девушка схватила изо всех сил и чуть не выпустила, вскрикнув от неожиданности. Под ее пальцами била крыльями, норовя улететь, огромная черная птица. Айлин всхлипнула и прижала ее к себе, чтобы через мгновенье почувствовать, как извивается в руках холодная змея. Дрожь ужаса прошла по спине, но Айлин лишь крепче сжала животное. Вдруг руки обожгло огнем. Уже не змея шипела в ее ладонях, а раскаленный уголь. Айлин почувствовала запах собственной обгоревшей плоти, но не выпустила, удержала то, что ей было дано.

Все же на мгновение сознание покинуло ее. Но голос, настойчивый и знакомый, звал, не переставая:

— Родная моя, любимая, не плачь. Твои слезы рвут мне сердце. Лучше б я умел превращать их в белый вереск, чем солому в золотую пряжу. Открывай свои небесные глаза, возвращайся ко мне, моя храбрая сейдкона.