Чертополох и золотая пряжа

—Тогда понятно, почему ты говоришь мне такое. На первый раз я прощу тебя, но впредь постарайся, чтобы твои советы были более разумны, — Николас влил в младенца ритуальную смесь.

— Я признаю его своим сыном и наследником.

—Но король не может быть изувеченным! – Советник был в ужасе от увиденного.

—Он не изувечен, а проклят. И потрудись скрыть этот факт. Найди слепую кормилицу. Мой сын не должен испытывать голод и неудобства. Остальные слуги пусть будут мужчинами. И вот еще что: моя супруга мертва. Я желаю, чтобы ей насыпали курган в Долине Героев. Она заслужила свое право покоиться там… — Николас замолчал, а потом все же закончил: — Мне кажется, она так и не вернулась с той битвы. Жаль, но месть порождает только месть и ничего иного. Ненависть замыкается колесом и мчится под гору, круша все на своем пути.

—Ваше величество, это лишнее. Она сида, предавшая ваше расположение и проклявшая наследника. Кинуть тело собакам и дело с концом.

Николас вздохнул, сил на спор с советником не было. Однако оставить дерзость без ответа он не мог.

—Как ты думаешь, Льял, мне лучше женить тебя, а потом приказать умертвить супругу и бросить ее тело псам или все же вздернуть тебя самого за непристойные речи в сторону своей королевы? И с каких это пор ты стал перечить моим прямым приказам?!

Советник поджал нижнюю губу так, что алая полоса рта целиком исчезла в складках лица. Он не любил, когда ему указывали, как поступать. Пока король и лэрд Умайл воевали, лэрд Конна полностью взял на себя бразды правления страной и сейчас с неохотой отдавал власть. Поклонившись, он вышел, и только одна мысль грела его душу. Как бы ни упирался король, но уродца никогда не примут на троне. А значит рано или поздно Николас будет вынужден жениться в третий раз. Вот тут-то он и не упустит свой шанс. Пусть своих детей лэрд не нажил, но на далеком острове Мэн подрастает племянница, которую он надеется рано или поздно посадить на трон.

***

Похоронили Кам Воронье Крыло по обычаю сидов - насыпали курган без жертвенного огня, устроили шумную тризну и позвали плакальщиц. Одна из женщин в синем плаще на завязках растрепала волосы и стенала громче остальных. Она выла и раздирала на себе одежды.

— Хорошо плачет эта горбатая старуха, — довольно произнес Николас. — Пусть позовут ее ко мне, я щедро одарю за труды.

Старуха подошла к столу правителя, и Николас, сняв с пальца кольцо, протянул ей.

— Ты громко рыдала по моей жене. Расплела свои косы и сидела у подножья кургана до самого захода солнца, расчесывая их. Я доволен тобой.

Женщина покачала головой, не желая принимать королевский дар.

—Кам оплатила мой плач сполна. Ты же, король Семи островов, выслушай меня, а после реши, как одарить. Люди меня называют спакона Тэрлег, и я знаю о твоем горе. Возьми меня за руку, и тогда я скажу, как можно помочь твоему сыну.

Николас задумался, он не любил магию и все то, что с ней было связано. Тем не менее проклятье сына сильно тяготило его, и он не знал, как снять его, не отправляясь на поклон к ненавистным сидам. Король хмуро взглянул на старуху, силясь вспомнить, где мог видеть ее. Ведьма терпеливо ждала, и он рискнул протянуть руку. Спакона вцепилась в запястье длинными узловатыми пальцами, и мир вокруг замер: повисла в воздухе летящая собаке кость, остановила свое падение капля эля с бороды лэрда Конны. Виночерпий замер с кувшином в руках, а скальд едва успел коснуться пальцами клавиш колесной лиры.

—Чем меньше ушей это услышит, тем лучше. Говори, какое проклятье произнесла Кам?

— Ты же сказала, что знаешь.

— Знаю лишь то, что оно есть. Ну же. Или ты думаешь, мне просто удерживать время?

Николас опешил от напора старухи и попытался высвободить руку. Безуспешно.

— Я жду!

— Дословно не помню! — рявкнул король, — в этом-то и беда. Вначале она бормотала о поле чертополоха, на котором полегли ее воины. Потом сказала, что ребенок будет страшен, как ее ненависть ко мне, и каждый, кто до него дотронется, получит раны, а любая женщина, посмотревшая в его глаза, умрет. Стоило Кам скрепить слова собственной смертью, как проклятье начало действовать, и младенец превратился в уродливого горбуна.

Старуха задумчиво покусала губу.