– Послушай меня, добрый человек, – сказал старик, судорожно пытаясь стащить его ногу со своей груди. – У меня никого не осталось. Но Провидение в последний час прислало тебя. Завещаю: отнеси это золото туда, куда я скажу. А в следующий год в тот же день будь здесь, вон у той колонны. Ты снова получишь деньги и снова отнесешь их. За то будет тебе благодарность от высших и спокойная старость.
– Как твоя? – усмехнулся Гаврила. – Ты, дядя, заканчивай сказки рассказывать, говори, где прячешь золотишко?
– А если не сделаешь, как я велел, – просипел старик, – ждет тебя кара…
– Где еще деньги? Где твой дом? – спросил Гаврила и посильнее нажал каблуком на грудь старика. Но тот молчал и только неотрывно смотрел на маску своего мучителя. Мортус нажал сильнее – в груди старика что-то хрустнуло, он захрипел, задергался, кровь пошла из его кривого рта. Через несколько секунд он затих. Гаврила с досадой плюнул на его тело, припрятал золотишко и пошел к телеге.
К зиме чума стихла, прибывший из Петербурга князь Григорий Орлов вместе с Еропкиным навели порядок в старой столице. Команды мортусов были распущены – как и обещали, им простили все старые прегрешения, а на новые предпочли закрыть глаза. Москва обезлюдела – в ней осталось едва половина прежнего населения. Гаврила хотел вернуться в дом на Большой Никитской, где он с атаманом Бурькой припрятал награбленное, но оказалось, что кто-то уже подчистил всю их добычу, унеся до последней ложки. Впрочем, оставалось еще золото старика, но за полгода Гаврила промотал и его – в кости да на выпивку. Так что к сентябрю 1772-го он уже был снова гол как соко€л. Тут и вспомнил бывший мортус слова старика. Правда, какой был тогда день, он не помнил, так что пришлось каждый вечер бегать к Сухаревской башне, где Гаврила дежурил чуть не все ночи у заветной колонны, чертыхаясь и кляня себя за глупость – поверил, мол, в сказочку проклятого мертвяка! Но однажды к ногам промерзшего и голодного Гаврилы упал кожаный мешочек с золотом. Быстро оглядевшись, Гаврила схватил мешочек и пустился в сторону переулков Драчевки. На сей раз он повел себя умнее, вместо того чтобы просиживать деньги в трактирах и кабаках, мужик купил заведение на окраине Троицкого подворья и сам сделался трактирщиком. Завел у себя «мельницу» – игорный притон для воров – и зажил припеваючи, раз в год приходя к Сухаревской, чтобы пополнить мошну новым мешочком с золотыми монетами. Конечно, иногда он вспоминал про то, как умирающий грозил ему карой, если он присвоит эти деньги, но только криво усмехался. О происхождении денег Гаврила не задумывался. И никому не говорил о том, где достает их – даже жене, которую взял из деревни.
Однако все вышло так, как и предсказывал старик, – его проклятье все-таки сбылось – кара настигла трактирщика. И пришла она в лице этой странной парочки – здорового бородатого мужика в кучерском халате и тучного мужчины с толстыми брезгливыми губами и острым буравящим взглядом.
Москва. 1794 г.
– Так-так, – сказал Иван Андреевич. – А каков был адрес?
– Забыл, – виновато произнес Гаврила.
– Плохо, – вздохнул Крылов.
– А мы сейчас ему память-то вернем, – сказал Афанасий и саданул кулаком Гаврилу прямо в зубы. Того отбросило на стену караулки. – Вспомнил? – спросил кучер стонущего мужика.
– Да… – простонал тот, вытирая рукавом кровь из разбитых губ. – Кажись, в Лефортово… дом Ёлкиных… Точно что Ёлкиных…
– Лефортово, – задумчиво пробормотал Иван Андреевич. – Экая глухомань…
6. Дом в Лефортово
Петербург. 1844 г.
На следующее утро доктор Галер долго перечитывал описанное Иваном Андреевичем за ночь приключение в Сухаревской башне, пока больной дымил очередной сигарой, кашляя и сплевывая в серебряную плевательницу на тонкой ножке, увитой искусной копией виноградной лозы с листьями и гроздьями.
– И что же вы сделали с ним потом? – спросил доктор, дойдя до конца описания.
– С кем?
– С этим мужиком, Гаврилой.
– Отпустили, – сказал Крылов. – Кажется.
– Что значит: «кажется»?
– А что с ним еще было делать? Не требовать же возвращения денег за двадцать два года? Да у меня и не было задания вернуть все эти деньги – только выяснить, куда они шли. Я и выяснил, что начиная с 71-го все деньги пропали впустую – в карман этому вору. Стало быть, матушка-императрица должна была повелеть прекратить выплаты незнамо на что, вот и все. Конечно, я мог на этом прекратить все свои поиски, однако побоялся вернуться в Петербург с такими куцыми результатами. В конце концов, императрица дала мне поручение разыскать некий дом. Да и Гаврила этот говорил, что деньги надобно доставлять в Лефортово, так что я решил отпустить мужика, назавтра съездить в Лефортово, отыскать там этих Ёлкиных – и дело с концом.
– И отпустили.
Крылов замялся.
– Ну… Мы его вывели наружу, а там Афанасий сказал…
Москва. 1794 г.
– Дай-ка, я его провожу чуток, барин, – предложил кучер, – Потолкую кое о чем.
– О чем? – спросил Иван Андреевич.
– О душе.
– Только недолго.