Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века

В той самой комнате позади аптеки, куда, по авторитетному свидетельству Хакобы де Альберте, не заходила ни одна душа, поздними вечерами дону Кустодио обычно составлял компанию каноник архиепископского собора, школьный товарищ аптекаря, человек уже в летах, высохший, как трут, весельчак и большой охотник до табака. Таков был этот старинный друг и ближайший поверенный дона Кустодио, и, будь правдой ужасные преступления, которые простой люд приписывал аптекарю, ни один человек не счел бы более уместным хранить в секрете подобные мерзостные деяния, нежели каноник дон Лукас Льоренте, являвший собой воплощение таинственности и неумения общаться с простонародьем. Молчаливость, абсолютная сдержанность приняли у Льоренте маниакальный характер. Он не хотел, чтобы стало известно хоть что-нибудь о его жизни и поступках, даже самых невинных и незначительных. Девизом каноника было: «Пусть никто ничегошеньки не знает о тебе». И еще он добавлял (в дружеской обстановке комнаты за аптекой): «Все, что люди разузнают насчет того, что мы делаем или о чем мы думаем, обращается во вредоносное, смертельное оружие. Пусть лучше выдумывают и строят домыслы, чем мы сами дадим им материал для этого».

Благодаря такому образу жизни каноника и давней дружбе с ним дон Кустодио полностью доверял ему, и только с ним говорил об определенных важных делах, и только с ним советовался в трудных либо опасных случаях. Однажды вечером, когда, конечно же, дождь лил как из ведра, громыхал гром и временами сверкала молния, Льоренте нашел аптекаря взволнованным, нервным, его всего прямо передергивало. Едва Льоренте вошел, аптекарь бросился к нему, схватил за руки и повлек вглубь комнаты позади аптеки, где вместо разных страшных штуковин и бездонного колодца стояли шкафы, полки, диван и прочие столь же безобидные предметы домашнего обихода, и сказал канонику голосом, полным тревоги:

— Ах мой друг Льоренте! Как я жалею, что все время слушался ваших советов и тем самым дал пищу для пересудов всяких глупцов! Говоря по совести, я должен был сразу же опровергнуть бредовые россказни и рассеять дурацкие слухи… Вы мне посоветовали ничего, абсолютно ничего не предпринимать, чтобы изменить мнение, сложившееся обо мне у простонародья из-за моего замкнутого образа жизни, из-за поездок за границу, чтобы изучить все лучшее в моем деле, из-за того, что я холост, и из-за этого злосчастного совпадения… — при этом аптекарь на мгновение запнулся, — когда две служанки… совсем молоденькие… должны были тайком покинуть дом, никому ничего не сказав о причинах своего отъезда… потому что… какой дурьей башке среди простого люда было дело до этих причин, скажите мне на милость? Вы всегда повторяли мне: «Дружище Кустодио, пусть события идут своим чередом, никогда не старайтесь раскрыть глаза дуракам, потому что глаза у них так и не раскроются, а сами они дурно истолкуют ваши усилия, потраченные на то, чтобы рассеять их заблуждения. Пусть они думают, что вы делаете свои мази из жира покойника, и платят за это дороже, так-то; оставьте их, оставьте, пусть талдычат свое. Продавайте им хорошие лекарства, новинки современной фармакологии, — вы же сами утверждаете, что она самая лучшая там, в тех странах, где вы побывали. Лечите болезни, а дурачье пусть думает, что все это происходит чудесным образом. Самая большая глупость из тех, что сейчас выдумывают и распространяют эти чертовы либералы, эта, насчет „просвещения народа“. Ничего себе просвещение! Разве можно просветить народ. Он есть и всегда будет стадом глупцов, вереницей ослов. Если вы показываете ему нечто настоящее и разумное, он не верит этому. Он вожделеет к странному, необычному, чудесному и невозможному. Чем нелепее вымысел, тем скорее ему верят. В конце концов, дружище Кустодио, пусть процессия идет себе, а вы, если можете, завладейте хоругвью… Тут кто лучше спляшет…»

— Конечно, — перебил каноник, доставая свою табакерку и растирая табак кончиками пальцев, — так я и должен был говорить; а что, разве вам повредили мои советы? Я думаю, сундук в аптеке чуть не лопается от денег, а недавно вы купили превосходные угодья в Валейро.

— Купить-то купил, да теперь жалею! — воскликнул аптекарь. — Если я вам расскажу, что произошло со мной сегодня! Подумайте, шутка ли сказать. Что, вы полагаете, со мной случилось? Сколько бы вы ни ломали голову, чтоб представить себе большую нелепицу, чем эта… не угадать ни вам, ни десятку таких, как вы.

— Что же случилось?