Чертов Лоб (СИ)

Не чувствуя ни малейшей усталости и сомнений в выборе направления, я добрался до асфальтированного шоссе, разминулся с замаячившей вдалеке кирпичной оградой коттеджа, перебрался через ворчащий ручей, счастливо преодолел заболоченный участок, пересек просеку под линией электропередачи. Углубившись в серьезный лес, я резко изменил курс, легко покорив вершину взгорка, на одном из склонов которого прятался от чужих глаз Чертов Лоб.

Стройные шеренги сосен внезапно расступились передо мной, открывая небольшую узкую прогалину, поросшую ровной рыжеватой травой. Примерно на середине опушки из земли выдавалось ребро стального цвета, напоминающее длинный, завернутый в спираль рыбий плавник. Вступая на опушку, я сбавил ход, все укорачивая и укорачивая шаг. Игорь Михайлович, достойнейший житель Осиновки, не солгал. Под моими ногами ощутимо шевелилась земля, а снизу при каждом движении доносился тяжелый металлический гул, эхом расползающийся по окружающему прогалину лесу.

Пройдя по лабиринту в центр спирали, я постоял, подняв руки к восхитительно сверкающему бриллианту летнего солнца. Мне стало тепло, уютно, очень спокойно, я почувствовал себя дома. На мой приветственный жест громким довольным шепотом откликнулись сосны, хотя, когда я стоял на вершине горы в последний раз, далекие прапрадеды деревьев еще обитали в сонных мирах несостоявшихся действительностей.

Калейдоскоп несовместимых мыслей с новой силой ворвался в сознание. Приветствие подозрительному рыбьему плавнику явно затянулось. Только теперь мне пришло на ум, как неоправданно много времени пришлось потерять на помощь дурацким морским звездам. Бесценного времени, которое можно было с огромной пользой потратить на покупку и продажу акций "Нефти Росинского". Вообще, морским звездам нечего делать в Сибири, в лесу, на вершине горы.

Идиотизм. Бессмыслица. Зачем торчать в диком безлюдном месте будним днем, когда на бирже идет по-взрослому активная торговля? Мне захотелось выпустить когти, зарычать, прыгнуть, разорвать небо, солнце, мир на части. Ошарашенно озираясь по сторонам, я улыбался, кивая плавно раскачивающимся, словно исполняющим медленный танец соснам. Чудодейственный примитивный ритуал. Пустая затея, гораздо приятнее улыбаться новой свечке на графике ценной бумаги. Лес и я, мы отлично друг друга понимали. Совершенно пустой медвежий угол как последний нищий коробейник пытался навязать мне свои копеечные секреты. Сакральный уголок сибирского леса щедро делился тысячелетними тайнами.

Принесу себе соболезнования за торжественность, я грезил наяву.

Потянувшись к ближайшему изгибу плавника, я заранее знал, что ребро холодно, как космос за орбитой Плутона, и вовремя отдернул руку. В точке прикосновения пальца на ледяном металле образовалась расплавленная капля, в которой, как в выгнутом зеркале отразилось мое ребячески-любопытное, перекошенное жестокой злобой и понимающим недоумением лицо. Через минуту юркая, будто ртуть капля скользнула по поверхности плавника, зашипела, вгрызаясь в землю. Показалось мне или нет, трава на мгновение расступилась, снова занимая прежнее место, когда опасность миновала.

Двигаясь по краю обрыва, я вступил в узкий, пробитый в чистом камне проход, напоминающий окоп с хорошо утоптанным земляным полом. Плавным полукруглым изгибом спускаясь по боку монолитной скалы, коридор шаг от шага становился все глубже, пока не проглотил меня с головой, с вытянутыми вверх руками, вдвое превысил высоту человеческого роста. На стене, обращенной к круче часто встречались кое-как намалеванные краской прославленные имена Коли, Васи, Пети, даты с прыгающими цифрами, до уныния широко известные и не слишком распространенные высказывания современников. Зато на противоположной стене красовались сложные знаки, идеально прорисованные геометрические фигуры, полные ускользающего смысла переплетения спиралей, дуг, завитушек, окружностей; изящные орнаменты, варьирующиеся от безыскусных до хрестоматийных, от элементарных до шедевральных.

Наскальное творчество скудоумных аборигенов нисколько меня не впечатлило. Возникшая было добрая практичная мысль о том, что в проклятом проходе могут найтись биржевые графики других эмитентов, утонула в искреннем, почти ребяческом восхищении. Словно в ответ на мой восторг, древние рисунки мигнули, неярко заблестев. Испуганный, пораженный происходящим, я двигался вперед, не заметив, и не поинтересовавшись, когда на камне растворились последние застывшие в эпохах выкрики сегодняшних дикарей, когда сомкнулись высоко вверху стены.

Блеск петроглифов осмелел настолько, что затмил бы полуденное солнце, загляни оно по какой-то причине сейчас в туннель. Услышав за спиной шорох, я не оглянулся, ясно предполагая ползущую по направляющим тяжелую каменную дверь. Испуг мой, если не испарился окончательно, то зачах, стремительно тая.