И как мне пояснить, что я НЕ одна. Что я почти никогда не остаюсь одна. Что со мной всё время, блин, КТО-ТО. Что я не успеваю подумать и всё разобрать… Ловлю себя на мысли, что эти пустые слова уже мне самой набили оскомину, и стараюсь от них избавиться, и так по кругу. А ещё я ощущаю дикую нехватку какой-то…
— Поддержки, — тихо говорю я. — Мне не хватает поддержки.
— А разве он тебя поддерживал раньше? — голос Ленки звучит, будто издалека, и я не сразу на него реагирую.
— Что?
— Ну он разве тебя поддерживал? Что изменилось теперь?
— Да… нет, ничего, — киваю я. — Ничего…
— Знаете что! Мы такие молодцы на самом деле! — Саша поднимает свою чашку кофе, и я знаю, что сейчас начнётся. Саша обожает перечислять наши успехи и заслуги. Она так мотивирует нас, чтобы обязательно после встречи оставить приятное победное послевкусие. И я тоже поднимаю свою чашку — проще сейчас выслушать речь, а потом забыть, чем спорить. — Все такие успешные! Самодостаточные! Такие молодцы!..
Она говорит ещё и ещё, я даже киваю. Ника и Ленка закатывают глаза, а потом начинают дразнить Сашу и тянутся для “обнимашек”, а мне всё так же неспокойно, будто вынесла из магазина дорогую сумочку и чую, что это спалили по камерам наблюдения и сейчас придут. Мне и правда дико страшно. Я перебираю всё, что было в жизни, чтобы сравнить ощущения. Так я волновалась, когда мама шла с собрания. Такое чувство у меня было, когда родилась Маня и все кругом это обсуждали. Так меня подкидывало, когда на тесте увидела две полоски…
— Знаете… мне домой… — шепчу, и перед глазами появляются мошки, а во рту напрочь пересыхает.
Хочется встать, но мир качается, и я только вижу лицо Ленки, которая тянется ко мне со своего места.
Глава 15. Верните мой 2008-й
— Знаете… мне домой… — прошептала и перед глазами появились мошки, а во рту напрочь пересохло.
Я попыталась встать, но мир покачнулся, и я только увидела лицо гинеколога, которая потянулась ко мне со своего места.
Я сделала это утром. Сбежала из дома до аптеки, выбрала ту, что подальше от дома и дрожащими руками протянула деньги за тест. На меня посмотрели с сочувствием… противно. Они всё поняли. И я не в силах ещё была смотреть смело и не обращать внимания на чужие “фи”. Пришла домой на дрожащих ногах и каждый шаг будто делала по углям, потому что внутри сердце словно опаляло. Будто каждым шагом выбивала искру из сломанной зажигалки, а огонь всё не зажигался.
Я знала, что там будет, я догадалась, я понимала. Не удивилась чёртовой второй полоске, и всё равно всё похолодело внутри, а по ногам будто пробежали муравьи. Мне и правда виделись мошки, и такая сухость в горле и тошнота — не токсикоз, нервная.
Дома никого… и хорошо. Хотелось помереть тут, в туалете, на холодном кафеле. Один раз, другой, третий вздохнуть и навсегда замолчать.
Боялась ли так же когда-то Катя, мама Мани?
Боялась ли так моя мама?
Всем ли так страшно и плохо?
И к кому бежать? К тебе? Наверное…
Если честно, я не сомневалась, что должна рассказать, и даже не думала о том, что нужно это бросить в лицо, мол, смотри, что натворил. Вовсе нет, я понимала, что это наша проблема. Я понимала, что необразованная дура. Понимала, что не должна была покорной овечкой кивать на слова гинеколога. Я всё-всё понимала… Но вот только от этого не становилось легче.
Я вышла из туалета и упала на свой диван, прислушиваясь к себе и своему организму. Он что-то понял? Ему так противно и неприятно от происходящего? Почему тогда мне так плохо физически…. почему я не счастлива?
Ты позвонил. Спасибо. Ты звонил строго трижды в день, как по будильнику, а я отключалась. Я привыкла к этим звонкам, и мой день стал им подчиняться. Один звонок перед завтраком — значит, пора встать. Второй в обед — нужно пойти и забрать из ателье папеньки Маню. Третий — на ночь, ещё одну серию и спать. И лежать с телефоном гипнотизировать сообщения, чтобы не решаться писать.
— Да? — прошептала я.
— Ты взяла трубку. Что случилось?
— Марк, — я всхлипнула и разрыдалась.
Мне показалось, что я одним только словом “Да”, сказанным просто для связки, скинула на тебя большую часть огромного не по моим плечам груза. Я почему-то вдохнула глубже, глубже, ещё, а потом сорвалась с места и стала жадно пить из стоящей у дивана бутылки минералки. И кашлять, потому что подавилась.
Ты приехал через сорок минут и тут же оказался в моей комнате, а Маню забирать через два часа, и страшно жутко, что тебя тут найдут, но я всё равно и забралась на твои руки и свернулась ручной змейкой, ты гладил по голове, и я то плакала, то успокаивалась, а ты целовал мою макушку и боялся за нас двоих. Со слезами выходила моя жуткая ноша, но страх никуда не девался, ужас теперь был обнажённым, чистым.
— Нель?..
— Я не хочу, — мои губы дрожали, потому голос был особенно жалким и ужасно хриплым, — не хочу, Марк…
— Почему?
— Мне в…восемнадцать… Я вообще не хотела никогда… Я… боюсь.
Ты целовал теперь мои щеки без похоти, просто потому что это успокаивало, и говорил, как всё наладится, придёт в норму.
— Как? Какая вообще норма? Это… человек…