Чёртов палец

Навроцкого озадачило неожиданное предложение знаменитого родственника княжны. Обратив внимание на озабоченный и даже мрачный вид князя, Анна Федоровна объяснила его себе по-своему, по-женски, и была недалека от истины. Ведь она прекрасно понимала, что Навроцкий надеялся поговорить с ней о чём-то совсем другом.

— У братца чутьё на хороший куш, — сказала она, виновато улыбаясь.

Навроцкий пребывал в растерянности: то, что теперь происходило, не очень вязалось с поцелуем, который он получил накануне. Ему стало ясно, что объяснение с княжной необходимо отложить. Почувствовав потребность уединиться и всё обдумать, он попрощался с Анной Фёдоровной и уехал.

Предложение Маевского его заинтересовало. Вкладывать крупную сумму денег в дело с неизвестным результатом, опираясь лишь на непроверенные слухи и не имея возможности контролировать предприятие от начала до конца, было не в его правилах, допускавших лишь разумный риск, но пропозиция, сулившая существенную прибыль, была сделана в присутствии Анны Федоровны, и у него не было причин не доверять Маевскому. К тому же это был удобный случай поправить дела. Оставалось только что-то придумать, чтобы достать деньги, — свободных трёхсот пятидесяти тысяч у него не было. Заложить акции? Это был, пожалуй, самый верный способ набрать одним махом нужную сумму, требовалось лишь согласие дирекции банка.

Поздно вечером в кабинете Навроцкого зазвонил телефон. Он не сразу узнал вкрадчивый голос господина Петрова, который, после извинений за беспокойство в столь поздний час, снова предложил содействие на тот случай, если князю что-нибудь понадобится по банковской части. Навроцкий вежливо его поблагодарил, не имея ни малейшего намерения этим содействием воспользоваться. Весь облик господина Петрова выдавал в нём человека корыстного и, очевидно, нечистого на руку. И хотя Навроцкому подобное содействие пришлось бы очень кстати именно теперь, он предпочёл обратиться в банк, клиентом которого давно состоял. Перед тем как лечь спать, сидя в горячей ванне с сигаркой в зубах, он вдруг подумал о том, что предложение этого господина последовало сразу за предложением Маевского. Совпадение ли это или Петров имеет какое-то отношение к проекту кузена Анны Фёдоровны?

3

Утром Навроцкий отправился в банк, еде ему удалось довольно быстро всё уладить. Уже к полудню, после устройства формальностей, нужная сумма денег была получена. Часть этой суммы выдали под залог акций, часть — под честное слово, но с немалыми процентами. Прямо из банка Навроцкий телефонировал Константину Казимировичу, что готов участвовать в проекте, и сразу после разговора с ним перевёл деньги на названный Маевским счёт, специально предназначенный для аккумуляции необходимых для приобретения железнодорожной ветки средств. В случае неудачи предприятия, если бы Дерюгин отказался продать дорогу или казна не пожелала заплатить за неё дороже, Навроцкий, как ему казалось, мог бы потерять только проценты.

Закончив дела, он находился в приподнятом расположении духа, сомнения его насчёт чистоты предприятия как-то незаметно отодвинулись на второй план. Скоро, однако, настроение ему подпортил Прокл Мартынович Феофилов, с которым он столкнулся сразу, как вышел через вращающуюся каруселью дверь банка на Невский проспект. Стриженный бобриком добродушный толстяк Прокл Мартынович был владельцем ресторана, в котором князь всегда мог рассчитывать на кредит. В специальной тетради, куда Феофилов заносил должников, для Навроцкого была отведена отдельная страничка.

Поздоровавшись с князем и поругав петербургскую погоду, представленную в это утро мелким дождичком, сочившимся из тяжёлого, точно набухший войлок, неба, Феофилов перешёл к успехам своего заведения — предмету его особой гордости. Великой мечтой Прокла Мартыновича было сделать свой ресторан таким же известным, как «Донон» или «Кюба», и разговаривать на эту тему он мог часами. Впрочем, Навроцкий охотно верил в то, что Феофилов задуманного добьётся, ведь ещё недавно он держал не ресторан в центре города, а лишь два дешёвых трактира на окраине.

Закончив панегирик своему детищу, Прокл Мартынович из вежливости поинтересовался делами Навроцкого.

— А кто у вас управляющий? — спросил он князя, когда тот, заговорив о положении на бирже, посетовал на то, что во всё приходится вникать самому.

— Шнайдер Иван Карлович, — сказал Навроцкий.

— Шнайдер? Знакомая фамилия… Погодите… Знавал я одного Шнайдера лет пять назад. Нет, вру. У того была фамилия Шнейдер. Он был управляющим у моего троюродного дяди, украл у него десять тысяч и был за это сослан в Сибирь, в каторжные работы. Впрочем, не ваш ли это Шнайдер? Заменить одну букву в фамилии большого ума не надо. Вы с ним поосторожнее.

— Мне его рекомендовала графиня Дубнова… Да и немцев с такой фамилией, я полагаю, в Петербурге найдётся немало… — Навроцкий задумался, затем добавил: — Я держусь того мнения, Прокл Мартынович, что если человек совершил проступок и был за него наказан, вряд ли он повторит ту же ошибку. Соблазнится, скорее, человек ещё не отведавший греха.