Чёртов палец

На конкретные вопросы Навроцкого об управлении «Фарманом» Блинов отвечал не менее охотно и подробно, показав ему всю последовательность действий авиатора при взлёте и посадке. Наконец любопытство князя было полностью удовлетворено, все трое надели толстые защитные шлемы и приготовились. Мотор пофыркал и взвыл. За спиной пассажиров бешено закрутился пропеллер. Биплан затрясло, и наконец он двинулся вперед. Ударивший в нос запах жжёной касторки напрочь забил исходившее от Блинова благоухание одеколона «Царский вереск». Лотта поморщилась и, когда колёса аэроплана оторвались от земли, покрепче вцепилась в плечо Навроцкого.

Через несколько минут аэроплан кружил над сверкавшими на солнце водными просторами невской дельты.

— Смотрите, как блестит вода в Неве! — кричал Навроцкий.

— Да, красиво! Это Малая Нева, а там Большая, — отвечала ему Лотта.

— Это похоже на гигантскую ладонь!

— Уж слишком у неё кривые пальцы. А какими маленькими кажутся люди!

— Отсюда они выглядят такими, какие они есть на самом деле!

Сделав несколько кругов над городом, Блинов направил аэроплан в сторону Кронштадта, и теперь они облетали остров с его великолепным Морским собором, причём так низко, что Навроцкий без труда узнал памятник Петру Великому в Петровском парке. «Свершилось!» — думал он с восторгом ребёнка.

Мечта его подняться в воздух на аэроплане наконец-то сбылась. Ещё пару лет назад, когда в Петербург приезжал Юбер Латам, известный французский охотник на львов и авиатор, Навроцкий, следя за его показательным полётом, решил, что обязательно тоже когда-нибудь полетит, и вот подходящий для этого момент настал. Установилась отличная летняя погода, в петербургском небе каждый день кружили аэропланы, и, вспомнив о своем намерении, он подумал, что пришло время его осуществить. Мысль же о том, что было бы приятно и весело испытать ощущение полёта вместе с Лоттой, показалась ему очень удачной, и, когда он высказал ей эту мысль, встречена она была с присущей молодости восторженностью. Обладая природной тягой к постижению всего нового и живым воображением, Лотта мгновенно загорелась этой идеей. И теперь, когда они вернулись на аэродром, когда аэроплан остановился близ ангара и замер мотор, Навроцкий видел, как много счастья доставил ей этот полёт, и, преисполненный радостного чувства, едва сдерживался, чтобы не обнять и не расцеловать её. Всю дорогу от аэродрома они в весёлом возбуждении обсуждали впечатления дня и предрекали прекрасную будущность русской авиации.

3

Предстоящий переезд на дачу приятно волновал Навроцкого. Он был рад, что в Осиной роще ему не придётся коротать летние дни одному. И хотя он умел и даже любил обходиться без общества людей, никогда не скучая и всегда находя себе занятие по душе, присутствие поблизости милой его сердцу особы являло для него куда лучший жребий, чем полное одиночество. Мысленно он был уже на даче, и только необходимость распорядиться насчёт разных мелочей не позволяла ему отправиться туда немедленно. Перед самым отъездом в Осиную рощу он заглянул к Леокадии Юльевне, надеясь узнать что-нибудь новое о Маевском, и в гостиной графини неожиданно застал Анну Фёдоровну.

Княжна была рада встрече с Навроцким и не скрывала этого, но внезапность его появления несколько смутила и взволновала её. Леокадия Юльевна поспешила под каким-то предлогом оставить их наедине Навроцкий ходил по комнате и, испытывая неловкость, заводил разговор то о погоде, то о какой-то эпидемии в Африке. Анна Федоровна вежливо отвечала и всё думала, как бы к слову напомнить ему об их встрече в Лешем саду, объяснить, что она не хотела ответить ему категорическим отказом, а то, что он посчитал концом разговора, могло стать его началом. Но заговорить об этом прямо она не решалась: с момента их последней встречи прошло много времени, а о нынешних его намерениях ей не было известно ровным счётом ничего. Возможно, у него уже не было прежних чувств к ней, и тогда, напоминая ему об этом, она рисковала бы показаться ему смешной. А что может быть унизительнее для женщины, чем выглядеть в глазах мужчины смешной?

Растерянность и кротость Анны Федоровны, которых Навроцкий никогда ранее в ней не наблюдал, сеяли в нём странную тревогу. То, что давно улеглось на дне его души, чего он не хотел более касаться, вдруг всколыхнулось каким-то глубинным дуновением и медленно двинулось к поверхности. Он чувствовал, что где-то в тёмной бездне его сердца за власть над ним идёт тайная борьба. Ему хотелось прекратить эту борьбу, восстановить равновесие и покой, но это было выше его сил. Он думал о разговоре с Анной Фёдоровной в Летнем саду, помнил каждое слово, сказанное ими тогда, но возвращаться к минуте своего унижения не хотел. Страница эта была перевёрнута, и возникшая в душе у него сумятица удивляла и даже пугала его.