Чёртов палец

Одарив его поцелуем, Лотта снова заснула. Он постлал ей в спальне наверху, бережно отнёс её туда и, посидев у огня, пока догорали последние угли, устроил себе на полу место для сна. Ещё долго лежал он с сигаркой, наслаждаясь возможностью вытянуть ноги, теплом, тишиной, сознанием того, что там, наверху, спит она. И впервые его охватило то редкое блаженство, когда человеку хорошо несмотря ни на что: ни на причинённое ему зло, ни на преследующие его неудачи, ни даже на грозящую ему смерть…

3

Утром Лотта проснулась из-за шума где-то наверху: как будто кто-то бегал и возился на крыше. Она открыла окно и увидела застывшую в оцепенении виновницу своего пробуждения: из-под конька крыши на неё испуганно глядела белка. Лотта замерла, чтобы не спугнуть зверька, но белка вздрогнула, несколько раз щёлкнула диким гортанным звуком и, перебирая цепкими лапками по брёвнам, исчезла за краем стены. Лотта потянулась, набрала в лёгкие изрядную порцию свежего, прохладного воздуха, вспомнила вчерашний поцелуй и улыбнулась про себя: «Что это? Начало новой жизни?» Одевшись и старательно расчесав волосы, она спустилась вниз и встретилась на веранде с Навроцким, который только что вернулся с короткой прогулки. Пожелав ей доброго утра, он был сдержан и немногословен, но во взгляде его она заметила какую-то особую теплоту.

— Совсем забыл — вот… — сказал он, спохватившись, и протянул ей, точно цветок, какой-то серый продолговатый предмет.

— Что это?

— Это чёртов палец. Я нашёл его на берегу.

— Чёртов палец? — удивилась Лотта, поворачивая в руках поблёскивающую на солнце корявую трубочку.

— Да. Помните вчерашнюю грозу и этот страшный удар молнии, которая едва не убила нас? Чёртов палец — её продукт.

— Её продукт?! — ещё более удивилась Лотта. — Но каким же образом?

— О, на этот счёт существует даже легенда.

— Легенда? Расскажите!

— Что ж, извольте…

Они вышли на крыльцо, уселись на деревянных ступеньках на слабом утреннем припёке, и Навроцкий начал рассказывать:

«Известно, что Творец был разгневан на Адама и Еву, в особенности на Еву — жену нашего прародителя, и изгнал их из рая. Долго после этого не хотел он и слышать о людях, но вот прошло время, и решил он повторить опыт: сотворить женщину идеальной красоты, доброты и ума — не чету Еве.

Выбрал он для неё лучшее место в раю, посадил там чудесные растения, дающие самые питательные, небывалого вкуса плоды, устроил удивительные, ласкающие слух нежным журчаньем родники с прозрачной, как эфир, водой. Солнца, тени, лёгкого ветерка, тёплого дождя — всего там было довольно и в меру. И как только становилось жарко, облачко прикрывало солнце, веял приятный ветерок и брызгал мягкий, освежающий дождик. Когда же становилось прохладно, солнце вновь выглядывало из-за облачка, ветерок стихал и дождик прекращался. И все эти усовершенствования должны были услаждать задуманное им доныне невиданное творение.

Когда же всё было готово, довольный своей затеей Творец взялся за работу и трудился не шесть дней, которые ему понадобились, чтобы сотворить мир, а целых сорок дней и сорок ночей, пока наконец тяжкий труд его не увенчался успехом. На сорок первый день явилась миру женщина необычайной, поистине божественной красоты, идеальная и телом, и умом, и душой. Она была так прекрасна, что если бы её увидел смертный, то не в силах был бы отвести взора и, не двинувшись с места, умер бы от голода и жажды. Да и сам Творец так залюбовался ею, что ещё сорок дней и сорок ночей в умилении глядел из-за облачка на изумительный плод трудов своих, раздумывая о том, как же назвать ему столь совершенное существо. И не было ни одного имени, которое показалось бы ему достойным её красоты. Даже самые благозвучные, нежные имена представлялись ему грубыми и уродливыми, когда он примерял их к облику этого несравненного создания. И тогда подумал он о самой отдалённой во вселенной звезде. Звезда эта, Эо, излучала дивный свет и была так далека, так недостижима, что даже он, Творец, осматривая свои владения, не всегда успевал добраться до неё. И назвал он тогда сотворённое им чудо в честь той звезды — Эо. С великой печалью вспомнил он о том, что есть у него и другие дела, и как ни грустно было ему покидать Эо, того требовал долг. И он удалился.