За день до бала Навроцкий уехал в Петербург, чтобы приготовить маску (обязательное условие участия в маскараде) и другие принадлежности костюма. Тотчас за тем, как его автомобиль, оставив за собой завесу из дорожной пыли, покинул Осиную рощу, туда явился ещё один посыльный. Лотта была крайне удивлена, когда оказалось, что доставленное им послание адресовано лично ей. Писем она не ждала, своего летнего адреса никому не оставила — ни аптекарше, единственному человеку, с которым поддерживала связь в Борго, ни товаркам по институту, уже давно ей не писавшим. Какое-то нехорошее предчувствие всколыхнулось в ней, как только она сорвала синюю облатку с продолговатого конверта без обратного адреса. Внутри конверта она обнаружила отпечатанную на пишущей машинке короткую записку. Сердце у неё сильно забилось, когда она прочла:
Глава двадцать вторая
1
Анонимное письмо казалось Лотте мерзким и абсурдным, у неё не было никаких оснований подозревать Навроцкого в измене. Да и возможна ли такая измена теперь, когда им так хорошо вдвоём? А если то, о чём написано в письме, всё же правда? Что ж, они не муж и жена — у него есть право в любую минуту оставить её. Ведь она ничего не требует в награду за свою любовь. И всё же, перечитывая эту отвратительную записку, она не могла справиться с внутренней дрожью, сердце её трепетало, мысли мешались. Кто этот сторонний наблюдатель? Кому и зачем понадобилось принять в ней такое странное участие? Или, может быть, унизить её? Она изо всех сил старалась убедить себя, что всё это ложь, и наконец, утомлённая борьбой с собственными сомнениями, совершенно успокоилась. «Кто бы это ни был и что бы это ни значило, — решила она, — нужно непременно поехать на маскарад к графине. Вот будет весело встретить там Навроцкого и вместе с ним посмеяться над этим письмом!» Она вытащила из чемодана пару старых платьев, приготовила лист ватманской бумаги и ножницы, отрезала кусок холста, и за несколько часов работы её маскарадный костюм и маска были готовы. Облачившись во всё это перед зеркалом, она не без удовольствия отметила, что наряд её и мил, и оригинален и узнать её в нём не сможет даже Навроцкий.
Ночью к ней долго не приходил сон, она ворочалась в постели и всё думала — о князе, о себе, о странном письме, о предстоящем маскараде, о том, как чудно им было вдвоём в Борго… Одни и те же мысли и образы крутились у неё в голове как в бесконечном
— В Удельную? — переспросил извозчик. — Да куда в Удельную-то?
— К даче графини Дубновой.
— Это к той, что по ночам-то сияет? Знаю, знаю… Важивал туда…
Всю дорогу, сама удивляясь своей смелости, Лотта задавалась одним и тем же вопросом: не благоразумнее ли было бы вернуться? Но желание поскорее увидать Навроцкого, сделать ему сюрприз, да и простое любопытство гнали её вперед.