Чертова дюжина

— Твои глубокие познания в способах мордования ближних мне известны. Только раньше ты выбирал для испытания более тихие уголки — нас отлично видно с яхты.

Илья зло сплюнул и попал слюной на свой ботинок, от чего прямо рассвирепел. Опущу сложные выражения, дабы не завяли уши у тех, кто не имеет непосредственного отношения к этому делу.

— Все? — поинтересовался я, когда парень выпустил пар. — Меня ваши делишки с Таней или с кем другим не волнуют. Но коль увижу, как ты измываешься над женщинами, сверну шею, понял?!

Два события произошли одновременно:

1) Евгений произвел традиционное движение бровями — сообщение про издевательства Илюши над слабым полом явилось для него новостью;

2) Щедрин-младший вскочил, намереваясь добраться до меня и размазать по доскам шлюпки.

Первое событие не имело сиюминутных последствий, а вот второе… Илья потерял равновесие и рухнул за борт, окатив нас с гренадером потоком воды. Женя бросил весла и протянул руку помощи купающемуся Илюше. Тот лихорадочно схватился за его кисть и повис на ней, фырча и матерясь.

— Влезай! — кратко предложил Евгений.

Илья забрался в шлюпку — суше в ней от этого не стало.

— Поглядим, — пообещал он, ставя точку в неловко прерванной беседе.

Берег Колдуна был загроможден валунами. Камни торчали и из воды, создавая опасность напороться на рифы — прибой затруднял управление шлюпкой. Не было и намека на пляж — сразу за неширокой полосой беспорядочно наваленных глыб поднималась стена базальтового обрыва метров пять-шесть высотой. Она протянулась и влево, и вправо над берегом.

— Мрачный край… Колдун! — зловеще напомнил я своим спутникам.

Они пропустили поэтическое высказывание мимо ушей, занятые сложным процессом причаливания: Илья помогал гренадеру, свесившись вперед с носа шлюпки и отталкиваясь рукой от камней. Наконец посудина со скрежетом протаранила слой гальки. Илья прыгнул на землю и подтянул шлюпку. Евгений сложил весла. Я выбрался вслед за ними, соблюдая предосторожность — от Илюши так и жди подвоха. Обошлось…

Расщелину, по которой было возможно подняться наверх, отыскал Евгений. Он первым и опробовал путь. Прикинув, что падать вниз — исход неприятный, я оттер Илью и забрался вторым, лишая его возможности нечаянно звездануть ботинком в мой лоб.

Плато впечатляло размерами и угнетало убогостью растительности. Тонкий слой почвы, покрывающий камни, давал жизнь чахлой траве и мелким кустикам. Лишь в сотне метров от берегового обрыва торчали три раскидистые сосны, нашедшие для корней пятачок землицы, насыпавшейся, очевидно, в глубокую выбоину в каменном монолите. Под соснами мы увидели домик о двух окнах, огороженный кривым штакетником, рядом притулился сарайчик. Такое же ограждение опоясывало квадратный участок, заставленный метеоприборами и прочими не понятными мне приспособлениями. С виду пост люди покинули в прошлом веке — печать запустения и ветхости лежала на всех постройках…

Илья неопределенно хмыкнул и первым направился к дому. Гренадер настороженно осмотрелся и двинулся за ним. Мне прогулка тоже не доставляла удовольствия.

— Живые есть? — крикнул Илья и постучал костяшками пальцев по дощатой двери, окрашенной в бурый цвет.

Тишина…

— Лодки не видно… — во второй раз за день высказался гренадер.

Подметил он верно: катер не катер, а лодка у обитателей поста должна быть. На берегу она отсутствовала.

Илья смело толкнул дверь — та со скрипом отворилась. Парень шагнул через порог. Раздался крик…

Крик далекий, едва слышный — откуда-то со стороны темнеющего в километре от поста леса — неясный: то ли мужчина, то ли женщина, а возможно, и дикое животное… Лесной массив как бы отгораживал плато от центральной части острова, который существенно превосходил Чайкин Нос размерами.

Илья уже находился в доме и не слышал. Слышали мы с гренадером. Евгений вопросительно взглянул на меня, я пожал плечами и сказал:

— Странно.

Он кивнул и прислушался, приставив ладонь воронкой к уху.

— Идите сюда! — требовательно позвал Илья.

В маленькой прихожей висели на вешалке чьи-то одежки. У стены валялась обувь: в основном мужская, но имелись и женские резиновые сапожки. Щедрин-младший ждал в комнате, служившей хозяевам гостиной и столовой. Обстановку составляли видавшие виды буфет, книжный шкаф и комод. В центре — круглый стол, покрытый застиранной скатертью, три стула…

Я отметил хлебные крошки, пачку маргарина, лежащую на полу подле холодильника «Смоленск» и, самое главное, брошенные под стол очки с треснувшими линзами.

— Что и требовалось доказать! — произнес Илья. — Метеорологи смылись — привет горючему!

Во второй комнате, служившей спальней, на тумбочке покоилась полевая рация. Именно — покоилась, так как все попытки вызвать ее к жизни успехом не увенчались: ничего не пикало и не мигало.

— Грустно, юноши, — пожаловался я.

— Сарай, — сухо сказал Женя, продолжая удивлять меня несвойственной ему разговорчивостью.

— Посмотрите, — милостиво разрешил Илья, захвативший бразды правления.