— Ладно, — она махнула рукой. — Чего уж теперь… Он меня бросил, а?
Столько тоски и надежды одновременно во взгляде! Сказать правду? Слез не оберешься!
— Не знаю… — врать не хотелось.
Люба задумчиво кивнула сама себе и неожиданно спросила:
— Вы из милиции, да?
Вот так простушка!
— С чего решила?
— Глупый он… Лучше уж вы поймаете, чем те… Ему много дадут?
— За что?
— Да доски проклятые!
— Он иконы воровал? Вместе с Женей?!
Тут только я начал соображать, откуда ветер дует.
— Будто и не знаете! Сами ловите, а передо мной дурачка строите!
Нехорошее предчувствие закралось в душу.
— Люба, где был Седой в ночь с субботы на воскресенье?
— Не знаю… Но догадываюсь…
— И…
— Церкву, небось, потрошили!
— Где?
— Почем знаю! Далеко, наверное, раз на Женькиной машине ездили.
— А в воскресенье — вчера?
— Дома… Потом к Женьке поехал. Вернулся — лица нет: все, говорит, надо сматываться — на хвост сели…
— Кто?
— Рэкетёры поганые!
Вот так да: ларчик просто открывался!
Люба так посмотрела на меня полными слез глазами, что самому захотелось заплакать. Относительно стройная цепочка, сложившаяся до этого в мозгу, махом запуталась в клубок.
— Жаль дурака… Люблю я его!
Слезы покинули глазные чаши и побежали ручейками по щекам.
Чтобы отвлечь хозяйку от невеселых мыслей, я попросил чайку. Сам же снова взялся за телефон.
На сей раз Сысоев изволил ответить. Сбивчиво я объяснил сыщику свои проблемы, преподнося их как наши общие. Майор недоверчиво побурчал что-то, но пообещал перезвонить в течение получаса.
Пока мы с хозяйкой лакомились отличным чаем с домашним вареньем, моя бедная голова пыталась справиться с творящимся там ералашем. Люба пробовала пару раз заговорить, но не нашла понимания и затихла, уткнувшись в большую кружку с веселым подсолнухом.
Наконец телефон ожил.
— С субботы на воскресенье церковь забомбили в Соколовском. Доски похожи на те, которые ты описываешь. И «Москвич» там мелькал поблизости…
Я уточнил время ограбления, прикинул расстояние до села, произвел несложные расчеты и убитый горем замкнулся: машина Путны никак не могла быть в три-четыре утра возле Светкиного дома! Значит, там был-таки другой «Алеко» с той же злополучной серией «Е»…
— Эй, ты не уснул?
— Думаю.
— Ну-ну… Хорошо, когда есть чем!
На прощание Сысоев заверил, что команда о перехвате Жекиной машины ушла по инстанциям.
— Еще хотите? — кивнула Люба на мой пустой стакан.
— Спасибо, нет. Но чай — великолепный!
Хозяйка покраснела от удовольствия и чуть улыбнулась.
В прихожей я почему-то погладил девушку по теплой щеке.
Требование майора не путаться под ногами я решил воспринимать творчески и в оставшееся время до назначенного шефом часа «икс» поближе познакомиться с таинственной парикмахершей, на которую, по моему мнению, падало теперь основное подозрение.
«Салон красоты», где она работала то ли заведующей, то ли замом, в понедельник отдыхал, о чем просветила меня одна знакомая в попавшемся по дороге магазине.
Надежда застать автолюбительницу дома оправдалась.
Женщина меня, естественно, признала. Я бы обиделся, если бы произошло обратное.
«Оленьи» глаза всего-то на мгновение отразили душевный испуг, но этот сладостный миг заставил меня моментально принять охотничью стойку.
— Что вам угодно? — спросила дама ровным мелодичным контральто, целомудренно придерживая на груди японский халат. При таком бюсте другого не дано…
— Вас, мадам! — в тон пропел я начало ответной партии.
— Что?!
Смысловые интонации при подобных ответах на подобные вопросы могут быть разными: «что?!» в смысле «как вы смеете, нахал?!», «что?!» в смысле «я вас понимаю, но сейчас не могу». Есть такие: «ах, как это интересно!», «куда вы так спешите?» — и масса других.
Здесь господствовал искренне-озадаченный оттенок: «Ни хрена себе!!!»
— И прямо сейчас! — уточнил я.
Шаг вперед для убедительности.
— Но… э… а…
Она беспомощно оглянулась назад.
— Понимаю! Гость? Мужчина?!
— Да… И я…
Она сообразила, что выглядит полной идиоткой. Хорошенькое личико исказила злобная гримаса.
— Какого черта? Проваливай!
Нога успела встать на пути закрывающейся двери.
— Извините, но нам непременно следует поговорить, уважаемая…
Из глубины квартиры донесся мужской баритон — прямо классическое трио. Затрудняюсь, правда, охарактеризовать собственный голос… Ну, не беда. Баритон пропел:
— Что там такое, Ванда?
— Придурок какой-то ломится!
— Зачем так грубо?
Я искренне обиделся.
— Скажи, что выйду и сломаю ему нос!
Вот глас не мальчика, но мужа!
— Слышал? — глаза Ванды победно сверкнули. — Топай!
Мне очень захотелось увидеть крутого защитника.
— Эй, громила, покажись! Поглядим на тебя!
Послышались шаги, дверь в глубине приоткрылась, но…
Далее ничего не последовало — дверь так же тихо захлопнулась. В довершение к овладевшей мною растерянности дама неожиданно проявила прыть. Она чувствительно толкнула меня кулаком в грудь, прикрыла за собой входную дверь и вполголоса пояснила, куда и зачем мне следует сходить. Никогда не думал, что из миленького ротика способна вылетать такая отборная матерщина!