Я поднялся со смиренным видом, заложив руки за спину.
— Понял, начальник, — только правду и ничего, кроме…
Он перебил.
— Не беру обещания не соваться в расследование — все равно наврешь! Но если опять будешь путаться под ногами и, пуще того, попытаешься скрывать какие-нибудь факты…
Сысоев выразительно положил увесистый кулак на раскрытую ладонь. Но мне почему-то показалось, что в кулаке зажата индульгенция…
Никодимыч с Гелей запивали булку кефиром. Трапеза настолько увлекла их, что приход любимого напарника остался незамеченным. Только протянутая к горбушке рука наконец привлекла внимание — оба уставились на меня, как родители на возвратившегося блудного сына.
— Простите, мама! — проникновенно попросил я, смахивая со щеки воображаемую слезинку.
Геля поперхнулась, зажала рот ладошкой и стремглав убежала в каморку, где у нас помещались сантехнические удобства.
— Нет, правильное название этого полотна — «Не ждали!»
— Чего? — Никодимыч проглотил-таки последний кусок и шмыгнул длинным носом.
— Так, мысленный экскурс в искусство…
— Ты где целый день шляешься, философ?
— Неужели по моему измученному виду нельзя понять, что я с трудом выполз из-под пресса родимой Фемиды?
Во избежание дальнейших упреков я дал шефу полный отчет о проделанной работе, если ее так можно назвать. Про «тертый хрен» предусмотрительно умолчал.
— Надеюсь, хоть перед следователем ты не открыл все карты? — язвительно спросила Геля, которая успела привести себя в порядок и услышать большую часть доклада.
— Надейся и жди — вся жизнь впереди!
Друзья говорят, что у меня неплохой голос. Но у Гели, оказывается, имелось собственное мнение на сей счет.
— Паяц! Нашел время! Мы по уши в дерьме, а ты…
До этого момента мне удавалось загонять боль куда-то глубоко, одев сердце в броню из иронии и сарказма. Иначе боль свалила бы меня уже вчера возле беспомощного тела близкого мне человека. Но сейчас броня лопнула снаружи под натиском двух других близких мне людей, и горячая волна обожгла сердце, устремившись в мозг.
Видимо, Никодимыч в последний миг рассмотрел что-то у меня в глазах. Он резко вскочил, схватил меня за плечи и буквально выволок наверх, на улицу.
Мы сидели на лавочке, молчали и курили «Беломор», подставив лица влажному ветру, разносящему окрест остатки утреннего дождя. Затем вернулись в контору, и шеф заставил принять полстакана водки. Сам он пить не стал, бережно спрятав бутылку в железный шкафчик, служивший нам сейфом.
Геля затаилась за своим столом, время от времени виновато посматривая в мою сторону. Когда наши взгляды встретились, она шепнула «Извини!» и неуверенно обозначила улыбку уголками полных губ.
— У тебя отпадная юбчонка!
— Правда? Сама сшила!
— Только ходить, наверное, трудно?
— Почему? — в зеленых глазищах мелькнуло подозрение.
— Так мужики штабелями падают — замучаешься перешагивать!
Миленькая мордашка Гели порозовела от удовольствия.
Никодимыч, наблюдавший за нами, усмехнулся.
Напряжение ушло. Я осознал, что прихожу в себя. Хорошие они ребята, мои компаньоны!
Как и обещал Никодимыч, Геля с утра занималась отработкой банка и деловых связей Виктора.
Эта девчонка — всего-то двадцать четыре! — успела выучиться на культпросветработника и вела драмкружок в одном из ДК. Там на сцене шеф и увидел ее первый раз, получив наводку от Гелиного отца — еще одного милицейского пенсионера. Предложение работать в сыскном агентстве окутало воображение юной режиссерши дымом романтики и приключений, да и материальный выигрыш представлялся внушительным. Не успел Никодимыч ахнуть, как она уже сидела на месте секретаря-делопроизводителя, смущая клиентов великолепными ногами и шокируя клиенток весьма смелым стилем одежды. Дальше — больше! Острый ум, словно губка, впитывал теорию сыскного дела, а внешние данные плюс артистические навыки позволяли эффективно применять полученные знания на практике. Очень скоро мы остались без секретаря, но приобрели полноценного коллегу.
Вот и сегодня Геля кое-что раздобыла.
Во-первых, в коммерческих кругах поговаривали о странных операциях с наличными деньгами некоего владельца частного предприятия по фамилии Репейников. Он ворочал большими суммами, ссужая предпринимателей под проценты. Долги же предпочитал получать безналичными средствами на свой счет в «Инвабанке». Сам по себе факт, возможно, не играл никакой роли в нашей истории, если б не маленькая деталь: Репейников был близок к Виктору до такой степени, что заявлялся в его рабочий кабинет в любое время дня без предварительной консультации у секретаря. И самолюбивый банкир не роптал — явное наличие неких общих интересов!
Во-вторых, продолжала Геля, многие высказывают сомнение. Да, Виктор богат, но предложенный размер выкупа и для него Сумма. Собрать такую за полдня маловероятно.
— Не в этом ли причина конфликта в лесу? — произнес Никодимыч.
Оч-чень может быть…