В типовой отечественной больнице целый день открыта только одна дверь — пищевого блока. Многочисленным родственникам и друзьям его персонала тем самым создаются условия для прихода в удобное для них время за дармовой жратвой. Вы никогда не задумывались, почему в нашем общепите так отвратительно кормят? Элементарно, друзья: плохое качество отпугивает посетителей, отсюда — пропадает смысл пускать в дело все получаемые продукты, зато остатки можно списывать на производство, а частью загонять втридорога! Поэтому мое появление на кухне не вызвало никаких эмоций у дебелых поварих. Халат, одолженный из пустого кабинета заведующей пищеблока, имел женскую застежку, но кто будет присматриваться?
Медсестра скрылась в палате с подносиком для лекарств. Страж порядка не подавал признаков своего присутствия. Определить нужный номер оказалось проще простого — прямоугольник пластика с фамилиями больных сиротливо лежал на рабочем столике дежурной.
Первым, что я увидел, была ослепительно белая рука с темным пятном синяка на предплечье, вытянутая вдоль тела на голубоватой простыне. И только затем — лицо, бледное и похудевшее. Пахло лекарствами и духами.
Светка целую вечность смотрела на меня, словно не узнавала. Потом глаза наполнились слезами.
Я припал губами к тонким длинным пальцам и вздрогнул от их непривычной прохлады.
— Как ты?
— Ничего… — Губы скривились в подобие улыбки.
Хорошие добрые слова вертелись на языке, но я испугался неизбежных тогда слез, а время поджимало.
— У нас не более десяти минут до приезда сыщиков.
От напускной бодрости в голосе самому стало противно.
— Почему?
Наверняка охранник позвонил по инстанции и доложил о конфликте в приемном покое. Но я не стал рассказывать об этом Светке, а, пододвинув стул, сел и спросил:
— Разве они уже с тобой беседовали?
— Ночью врачи не разрешили…
— Вот! Теперь слушай и запоминай: два дня назад ты наняла меня проверить свои подозрения в неверности мужа. Работу я должен был начать с момента его приезда из командировки, но вчера утром ты не позвонила, а вечером, неожиданно, сообщила, что весь день тебя держали заложницей и только что отпустили…
— И ты меня… до сего момента не видел?
— Точнее, до того, как выбил дверь и нашел тебя дома в бессознательном состоянии.
— А той ночью?
— Я видел сны в своей постели!
— Понятно… Иначе будут неприятности?
Не знаю, как остальное, но голова у Светки работала нормально — сразу сообразила, куда клоню.
— Значит, врать…
Интонация мне не понравилась.
— Нет, говорить правду, выпустив один персонаж, абсолютно второстепенный.
Она вздохнула и прикрыла глаза. Я достал из кармана заполненный бланк договора с агентством и аккуратно расправил.
— Надо подписать.
Светка с трудом села и взяла документ.
— Голова кружится… Дай воды…
Графин с чаем стоял на тумбочке. Пришлось встать и обойти кровать.
Стакан заметно дрожал в ее руке.
Светка сделала три мелких глотка и обессиленно откинулась на подушку — я едва успел перехватить стакан.
— Ты еще слишком слаба. Позвать врача?
— Не надо…
Но врач пришел сам без приглашения. И не один: его сопровождали Сысоев, шатен в форме прокуратуры и сержант. Последний при виде меня схватился за кобуру.
— Это он, товарищ майор!
— Кто? — Сысоев хмуро изучал мою личность от макушки до носков ботинок.
— Про которого я звонил! — Тут милиционер сообразил, что физически не мог меня разглядеть там внизу и неуверенно добавил: — Наверное…
— И как он сюда попал? А, Рыжкин?
— Так… это…
Бедняга, полный конфуз!
— Изложите в рапорте! Пока же марш на пост!
Если б у служивого был хвост, то вид побитой собаки был бы еще колоритнее!
— Как это понимать?
Сысоев принялся за меня. Он, вообще-то, душа-человек, но не на работе. На службе — сущий зверь! Хотя раньше мы находили общий язык.
— Навещаю клиентку! — радостно сообщил я.
— Не понял! — густые брови взлетели вверх и почти достигли кудрявой шевелюры. — Давно?
— Минут пять!
— Я спрашиваю, давно ли она стала твоей клиенткой?
— Так уж третий день пошел.
Сысоев посмотрел на Светку. Лучше бы он этого не делал. Та, бедолага, смешалась и отвернулась к окну. Запахло предательством!
— Похоже, вам придется допросить и этого, — Сысоев кивнул на меня следователю прокуратуры. — Пока как свидетеля…
— Пока?!
Сысоев вежливо, но крепко вцепился в мой локоть и отвел меня в пустой кабинет врачей через три комнаты от Светкиной палаты, оставив на попечение провинившегося милиционера. Ежу понятно, как весело прошел следующий час в его обществе. С ненавистью, доходящей до сладострастия, Рыжкин упивался рассуждениями о райской жизни заключенных, начиная от пребывания в КПЗ и кончая зоной особого режима. Причем делал он это с таким знанием предмета, будто успел пройти все этапы в свои неполные тридцать лет вплоть до камеры смертников. Здесь случилась загвоздка: мое естественное любопытство про ощущения приговоренного к высшей мере поставило сержанта в тупик. Оттуда он не нашел выхода, исчерпав фантазию, и принялся излагать все сначала по второму кругу.
Явлению Сысоева я обрадовался, как приходу родной мамы.
— Покури пока…