Чертова Дюжина. Книга Четвертая

Возле чучела, стояли белые туфельки, точнее уже далеко не белые, а скорее грязно серые. Вовнутрь туфелек, была насыпана под завязку, земля.

– Что это? – Плача спросила Настя.

– Земля, землица-то, внученька. – Ответила баба Катя. – И, похоже, кладбищенская!

Что бы прекратить причитания и матерщину, баба Катя попросила Андрея, притащить из сарая мешок, а Надежду, принести отрез черной ткани.

Обмотав руки черной тканью, старушка быстро поснимала все с чучела, и засунула в мешок. Вытряхнула землю с туфель на отдельный отрез ткани и тоже засунула их в мешок. Делала она это весьма аккуратно, дабы голыми руками не прикосаться.

Мужикам, баба Катя приказала дом обойти, а заодно посмотреть, что с собаками, чего ж это они не залаяли, когда такое дело у них чутли не под носом творилось? А невестку с внучкой, в сарай загнала и сама туда с ними пошла, держа в руках мешок, с нарядом невесты, снятым с чучела.

Зажигая каганцы, баба Катя очень серьезно сказала:

– К Евдокии бежать надобно!

– Ну вот, опять Вы за свое Катерина Васильевна. – Пыталась пристыдить старушку Надежда. – Кто-то назло пошутил противно, а Вы опять приплетаете ерунду. За такое с партии исключают.

– Циц! – Прикрикнула, хоть и шепотом, на невестку баба Катя. – Ты Надежда вроде умная всегда была, а гляжу, как дитя нашего дело коснулось, так малоумной стала, али как? Не понимаешь чтоли?

– Я Вам, Катерина Васильевна… мама… так скажу, не надо «нечисть» всякую сюда лепить! Тут дело другое, Я бы сказала, подсудное прямо.

– Не по комсомольскиииии… – Промычала слезно Настя, тря усердно опухший от слез нос.

Но старушка снова перебила Надежду и серьезно зыркнула на внучку:

– Не по комсомольскииии. – Протянула баба Катя и продолжила. – А это и не «нечисти» дела, Я и не леплю и без нужды на чертей, не наговариваю. Это человеческих рук дело. И нужно выяснить, кто такой умный? Я-то догадываюсь, да вот самим нам не разобраться, но скажу, что платье это уже Настеньке нельзя надевать.

Настя, пуще прежнего в слезы пустилась и рыдания.

– А постирааать? – Пыталась говорить она.

–Да какой тут стирать? Деточка, что ты? Что ты? Такое сжечь нужно, но сперва Евдокии, всеже показать, та уж наверняка все расскажет и объяснит, как надо поступить, да и обидчика воришку, за деяния такие накажет! По – комсомольски. – Язвительно произнесла старушка последнюю фразу и снова покосилась на зареванную внучку.

– Чтож завтра делать то? Не отменять свадьбу же? – Размахивая руками на весь сарай, сокрушалась мать Насти.

– Не отменять, нет. – Пыталась разумное решение найти баба Катя. – Быть свадьбе, да платье прийдеться другое надевать и туфли. Мой наряд свадебный, сохранился. Проверить его надобно.

– Бааааа… – Запричитала Настя. – Ну что тыыыы, ну как же? О чем ты говоришь? Давай это отстираем? За ночь глядишь и высохнет?

– Тьфу, дура девка и мать твоя, тоже дура! – Разозлилась баба Катя. – Говорю же Вам, там, на наряде твоем, поди, уже порча на смерть сделанная. О чем говоришь то? Какой стирать? Пошли мое платье искать.

Из комода бабы Кати, достали сверток, жутко разящий нафталином. Но идти словесно нарожон против старой бабки, никто не смел.

– Фуууу баааа – Протянула Настя.

– Циц!

Развернув, старушка извлекла от туда, платье, которое при свете свечей и киросиновых ламп, казалось унылым, жалким. Насте даже страшно было представить, как оно может выглядеть при дневном свете, и как все подруги будут смеяться и злорадствовать.

– Ба, ну может, и вправду, отстираем, а туфли отчистим? – Не сдавалась девушка, но баба Катя ее, и слушать не стала.

Надежда тяжело вздохнула и принялась рассматривать наряд бывшей невесты, а по совместительству, своей свекрухи, обдумывая, как и что получше сделать, чтоб не сгореть со стыда, что так дочь одели. А тем более, сама Настя, раззвонила по городу, что платье, у нее будет не абы какое, а самое-самое модное из города, у портнихи известной заказывали. А увидят сваты да гости такую моду, что подумают? Что либо рехнулись совсем либо обманули.

– Я в этом платье за деда твоего, Настасья, замуж выходила, девушкой. – Задумчивым голосом заговорила старушка, вздохнула и быстро смахнула рукой набежавшую слезу. – И жили мы душа в душу, хорошо жили, так что мне даже и жаловаться нечего. Правда, недолго вместе побыли. Ах, если бы не война разлучница.

Дед Насти, Всеволод Афонасьевич, погиб на фронте. Катерина очень тяжело весть эту перенесла, захворала сильно, еле оправилась. Как получила похоронку, тут-же и слегка, перекосило ее и рука отнялась, онемела. Но не из хлипких была женщина, ныть да обузой быть не приучена.

Поднялась, не сдалась, все по дому сама делала и помогала детям, Настаську да Андрюшеньку, она вырастила и воспитала, пока дети, невестка с сыном, работой занимались. Как бы там не было, а все старалась быть в пользу, а не сидеть сиднем.

Прикинули платье, оказалось в пору.

– Вот видишь, какой Я кралей, за деда твоего замуж выходила, тонкой, звонкой, а не как сейчас кривая да горбатая, колода дряхлая. – Всхлипнула баба Катя.