– Не! – Цирен неосторожно махнул рукой и несколько широколобок соскользнули с прутика на гальку.
Он замолчал, присел на песок и, посапывая носом, с увлечением начал вставлять прутик в жабры упавших рыбок.
– Ну? – нетерпеливо спросил Мирошка.
Но Цирен, прежде чем продолжать объяснение, добросовестно насадил всех рыбок на прут.
– Это тропа, – наконец сказал он, – тут гора, – он показал вправо, – тут море, глубоко, голова кружится, – он махнул рукой, – а тропа вот такой ужины, – он развел руками не более как на четверть, – человек тут боится ходить.
– Так ведь по такой узкой тропе невозможно ходить?
– Невозможно! – согласился Цирен.
– Стало быть, и не ходят?
– Ходят, – упрямо сказал Цирен. – Мы с дедкой ходили.
– Ты покажешь мне эту тропу? – с волнением спросил Мирошка. – Пойдешь со мной?
– До тропы пойду, – хитро улыбнулся Цирен. – А там по тропе страшно, а после тропы опасно, кто пройдет – того убьют.
– Ну, пошли, – заторопился Мирошка.
– Сейчас? – удивился Цирен.
– Ну да, сейчас.
Цирен поскреб пятерней в ежике густых черных волос, подумал и согласился.
– Только я поесть сбегаю да рыбу унесу.
Цирен побежал в поселок, а Мирошка с завистью посмотрел ему вслед. Он из дома ушел с утра, ему хотелось есть, но он боялся расспросов товарищей и решил не ходить домой.
Мирошка ждал Цирена в Зеленой пади. Ее покрывала сочная, молодая зелень. Здесь росли тонкостволые молодые сосны. Лучи солнца пронизывали мелкую листву, грели поляну и взгорье, покрытое кустами отцветшего багульника. По ветвям порхали птицы и пели. Мир и покой царствовали здесь. Непривычно было Мирошке стоять вот так на открытом месте, ничего не боясь, ни от кого не скрываясь. «А что там?» – с болью подумал он, и в памяти его встала сырая землянка «Жар-птицы», ожили тревожные темные ночи на островке, в трясине… И странно – Мирошке стало жаль этого незабываемого прошлого.
– Вот с этим закончу и на фронт удеру! – вслух сказал он.
– Что? – не расслышал подбежавший Цирен. Он запыхался. На нем был овчинный полушубок, другой он тащил для Мирошки.
– На фронт удеру! – повторил Мирошка. – Куда идти-то?
– Туда! – указал Цирен в горы. – Надень, командир, тут тебе не джунгли. – Он подал Мирошке полушубок, довольный своей фразой, услышанной только вчера от инженера.
Мирошка послушно взял полушубок и надел.
Летний зной давно миновал. От скал, от ущелий, с Байкала тянуло холодом. Они шли чуть заметной тропой, огибая горы, переходя пади. Цирен был горд тем, что провожал командира. Присочинив немного, он расскажет об этой прогулке приисковым ребятам. Он тараторил без умолку, но Мирошка думал о своем и не отвечал.
«Кажется, я напал на верный след. Так вот что означает эта таинственная фраза «Господи, пронеси!», – думал Мирошка, примечая путь. На ходу он заламывал ветки деревьев и кустарника, камнем делал царапины на скалах.
Часа через два они вновь вышли на берег Байкала, и Мирошка без указаний Цирена узнал тропу «Господи, пронеси!». Не узкой лентой, как принято говорить о тропах, а коварной змеей вилась она по обрыву. Над ней поднималась высокая скала с громадными нависшими камнями, с глубокими трещинами, из которых веками сыпался щебень, заваливая и без того узкую тропу и скатываясь с нее в бездонный Байкал.
«Господи, пронеси!» – очевидно крестясь, говорил раньше человек, вступая на этот опасный путь. Так и прозвали страшную тропу над Байкалом: «Господи, пронеси!»
На горы быстро спускался мрак. Цирен торопил Мирошку домой, и тот вынужден был повернуть назад.
Шли молча. Вокруг было тихо, только глухо шуршали падающие из расщелин скал пески да изредка с грохотом скатывались с вершин и падали в Байкал валуны.
Цирен на ходу обдумывал, как увлекательнее сообщить ребятам о его путешествии в горы с партизанским командиром. Конец он уже придумал. Он скажет ребятам, что около поселка Мирошка крепко пожал ему руку и сказал:
«Вот если бы ты, бесстрашный и умный Цирен, партизанил с нами, так мы бы еще не то сделали».
Ребята шли, не замечая, что за ними, прячась в кустах, осторожно пробирались пять человек, а на большом расстоянии, скрываясь за выступы гор, шел, а временами полз по взгорьям человек. Он не спускал глаз с пятерых и порой быстро, по-звериному поднимался как можно выше на гору, чтобы не упустить из виду Цирена и Мирошку.
42 и 23 года тому назад
В облаках тонут вершины Байкальских гор, покрытые непроходимыми хвойными лесами. В густых ветвях стройных кедров скачут пышнохвостые белки, паучки спешно плетут затейливые паутинки в низко стелющейся по земле мягкой хвое пахучих пихт. Сетки-паутинки висят, искрятся на солнце. Только раз-два в лето косолапый, пробираясь в зарослях леса, намотает себе на морду тонкие нити, чихнет и смахнет их с носа. Горы-дома устроили себе хлопотливые муравьи, высотой полтора-два метра, и все тащат и тащат былинки и тонкие прутики в свое гнездо. Земляникой, смолой и грибами пахнет в тенистых листвягах, не проникает в них байкальский зной. Здесь вечная прохлада, вечная тишина и покой.