Чертова мельница

Он и сам не знал, почему так поступил, вместо того, чтобы опрометью кинуться прочь. Какое-то предчувствие, что ли. Местный вел себя насквозь неправильно, и это было странно: ему бы полагалось, заслышав пленительный звон золота, подманивать или ловить Сварога — а он повел себя так, словно не собаку узрел перед собой, а голодного и разъяренного каталаунского тигра (вообще-то это никакой не тигр, а очень крупная рысь, но все равно, зверь опасный). Может, удастся подслушать разговор, из которого что-то станет ясно? Будет же он объяснять бегущим, отчего вдруг взялся выкидывать цирковые номера…

— Чтоб мне провалиться! — послышалось совсем рядом. — Жамый Пиритуш, чего это вы на сосне-то?

— Он прямо на меня выскочил! — громко, с истерическими нотками отозвался сверху Пиритуш. — Тот самый пес, бешеный! Как я успел, как я сюда залез — сам в толк не возьму… А он как чесанет по улице, во-он туда…

— Та-ак… — тихо и недобро произнес другой голос. — Значит, поблизости где-то, тварь…

— Да нет же, Пиритуш говорит, по улице чесанул…

— Все равно, где-то в околице… У кого что?

— У меня грабли… Толку-то…

— У меня нож…

— Ну, это чуть получше… Ага! Вон вилы валяются! С вилами уже сподручнее…

— Я сбегаю к бургомистру?

— Давай, со всех ног. Куда он, Пиритуш говорит, побежал? Туда? Значит, давай в противоположную, а то попадешься ему ненароком, вмиг глотку перехватит…

Затопотали удалявшиеся шаги. Оставшиеся переговаривались:

— Вот он где, зараза, оказался… Ну да, тут воды нету, а бешеная собака воды завсегда боится…

— Жамый Фили, вы вилы-то наготове держите, вдруг выскочит…

— Да держу… В колокол надо бы ударить…

— Да и так весь город на ногах. Я сам не видел, а вот Чибер видел, как эта тварь все семейство Баругана разделала. Чибер говорит: я хоть и мясник, а когда людей в таком виде узрел, меня тут же, на крыльце, наизнанку вывернуло. Живого места не было, кровища везде, Чибер сказал…

— А с чего это он сбесился?

— А кто его знает? Легче нам будет, если узнаем, отчего? От чего собака бесится? Бесится, и все…

— К драгунам бы послать. Так и так, помогите, что вы, не люди, что ли? Их там целый полк, а народ хваткий и вооруженный до зубов…

— Я так полагаю, бургомистр или господин Сувайн уже додумались. Если у командира совесть есть, не откажет… А то от нашей стражи толку мало…

— Еще егеря господина Сувайна есть.

— Сколько их? Дюжина… Тут бы и в самом деле драгун, чтобы прочесали весь город, как граблями. Враз прикончат.

— Вы как хотите, а я домой. Вдруг этот бешеный вломится? Вломился же он к Баругану…

— Точно, пошли.

— Эй, а как же я? Я что-то сам вниз и не могу даже…

— Вы уж, Жамый Пиритуш, посидите пока. Ветка, я гляжу, у вас удобная, не свалитесь. Потом придумаем, как вас снять, а сейчас некогда… Пошли!

Судя по звукам шагов, все торопливо удалялись. Пиритуш пытался их звать, вернуть, но, видя, что бесполезно, разразился бессильными ругательствами.

Сварог почувствовал, как его прошибла холодная дрожь. Такого оборота он никак не ожидал. Значит, вот так… На смену сказочке о сбежавшем гончаке запустили жуткий рассказ о бешеном псе — том самом гончаке, конечно. Вполне возможно, что этот их Чибер не работает на Сувайна, а в самом деле видел зверски убитое семейство некоего Баругана — этим подонкам ничего не стоит для правдоподобия и в самом деле кого-то прикончить, так даже надежнее… Они спешат, нервничают, вот и придумали…

Теперь ситуация для Сварога осложнилась несказанно. Нужно признать, эти мерзавцы придумали эффектнейший ход: бешеную собаку моментально кинутся истреблять, что в городе, что в деревне, все, у кого найдется крупица смелости, похватают вилы с топорами и бросятся обшаривать городок, защищая жен с малыми детушками, да и себя самих…

Пустая улица, не особенно и застроенная. Песок летит из-под лап… Конский топот справа!

Из переулка выскочил городской стражник с пикой наперевес, зачем-то нацепивший в дополнение к уставному серому камзолу старый, нечищеный, тронутый ржавчиной рокантон. Форменным образом вызверившись, с испуганно-злой физиономией, он направил коня на отпрыгнувшего к забору Сварога, попытался достать пикой, зажав ее в кулаке острием вниз.

Получалось у него скверно — вряд ли когда-то приходилось пускать свой дрын в ход, да и лошадка, как ни дергал поводья всадник, не смогла прижать Сварога к забору — наверняка всю жизнь трюхала по улицам, большей частью шагом, и никаких курбетов, на которые горазд хороший строевой конь, выделывать попросту не умела. Без особого труда увернувшись от заржавленного острия, Сварог подпрыгнул, рявкнул, щелкнул зубами у самой лошадиной морды. Лошадка шарахнулась с истошным жалобным ржаньем, взмыла на дыбы, и всадник полетел в дорожную пыль, причем острие пики уперлось в землю и древко переломилось с хрустом.