Чертова погремушка

Сказала и задумалась. А так ли уж мне это не надо? Снова всплыло в голове то, что напевал ночью странный голос. А монотонная мелодия не оставляла меня ни на минуту, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка. Я с силой тряхнула головой и загорланила во всю глотку первое, что пришло на ум: «Мы красные кавалеристы, и про нас…»

– С ума спрыгнула? – вытаращил глаза Костя, но я продолжала вопить.

Повертев пальцем у виска, он пошел к палатке за топором.
Кусты не сдавались. Костя с рычанием рубил молодые сочные ветки, шаг за шагом продираясь вперед. На его лице и руках горели пунцовые царапины.

– Вот он, распадок! – заорал вдруг Костя, тыча топором под корни кустов, где показалась едва заметная ложбинка. – Зарос, собака. Землей затянуло.

Через несколько метров кусты кончились. Прямо за ними, весело журча, бежал маленький ручеек. Бежал, бежал – и исчезал под землей, ныряя в яму, уходящую под камни.

– Понятно, – Костя заглянул в яму. – Дно провалилось. Между прочим, Ленка, очень даже может быть и так, что на обратном пути я смогу увидеть, куда этот ручей утекает.

Я только хмыкнула в ответ.
Подниматься по распадку оказалось непросто. Гора была довольно крутой, прошлогодние листья и хвоя под ногами сильно скользили. Местами склон оказывался настолько заросшим, что карабкаться приходилось прямо по руслу ручья, переползая с одного мокрого камня на другой – с риском поскользнуться и сломать шею.

– Стоп. Привал, – сказал Костя, тяжело дыша и смахивая с лица комаров. – Давай дух переведем минутку.

Я уселась на замшелый камень и ахнула.
Это было то самое место, которое приснилось мне ночью. Ручей, камень, высоченные сосны, тонкие солнечные лучи, светлыми нитями падающие на землю. Монотонная мелодия стала еще громче, я слышала слова: «Не упусти… свой… шанс! Не упусти… свой… шанс!»
Я заткнула уши, затрясла головой – ничего не помогало. Тогда я попробовала молиться.
«Отче… наш, Иже…»
Слова молитвы никак не шли в голову, рассыпались тусклым бисером, теряя смысл.
«А может, и правда я не должна упускать свой шанс? – против моей воли пробегали мысли. – Я не должна упускать свой шанс!»
Я вскочила и заорала во все горло:

– А-а-а!!!

– Ленка, что с тобой? – подскочил ко мне Костя.

– Я не знаю! – закричала я сквозь слезы. – Я с ума схожу, Костя! У меня галлюцинации. Я голоса какие-то слышу! Они…

– Прекрати блажить! – он схватил меня за плечи и с такой силой встряхнул, что я до крови прикусила язык. – Возьми себя в руки!

Повернувшись, он быстро начал подниматься вверх по склону. Всхлипывая, я поплелась за ним.

Минут через десять мы вышли на небольшую полянку. Вода сочилась из расщелины в скале, скапливалась мелким озерцом, переливалась через край и весело бежала вниз, чтобы снова уйти под землю.

Я поднялась к роднику, напилась из пригоршни, вымыла лицо. Костя осматривался в поисках сосны, под корнями которой дядя Паша спрятал таинственный шар.

– Может быть, эта? – он стоял у кривого дерева, росшего на осыпи. Часть его корней торчала наружу. – Тут, кажется, ветки, землей засыпанные. Смотри, травой заросли.

Орудуя лезвием топора, как лопатой, он начал отбрасывать землю, траву, корни. Вдруг словно луч света ударил из-под корней сосны. Костя вскрикнул и выронил топор.

– Ты видела, видела? – он повернулся ко мне с совершенно безумным видом.

Упав на колени, Костя начал раскапывать землю руками. Я стояла неподалеку и безучастно наблюдала за ним.

Шар выплыл из-под корней, медленно и плавно обогнул нас примерно на высоте метра и повис над озерцом. Он был точно таким, каким его описал в дневнике дядя Паша: размером с крупное яблоко, переливающийся всеми цветами радуги. Тихий перезвон хрустальных колокольчиков таял и снова рождался в воздухе. Мне показалось, что запахло какими-то нежными белыми цветами – то ли ландышем, то ли ночной фиалкой.