Чертово колесо

Так Нана лежала в полудреме. Читать не могла… Вспоминались уморительные глупости Ладо, когда он ругал женщин за их непонятность. Да как кипятился!.. Говорил, что мужчина прост и ясен, как молоток, а все женщины — разные: что нравится в постели одной, то отвратительно другой. Эту надо в постели ругать и бить по ягодицам, а другую ударь — и потеряешь навсегда. Эта без зеркала никуда, а та с зеркалом — ни в какую. Одну пороть до волдырей, другой — только касаться. Одна жаждет пинков и пота, другая — лепета и шепота. Для одной важен предсекс, для другой — сам секс, для третьей — постсекс. Эта из-за привычных поз умирает со скуки, другая терпеть не может новизны. Для этой главное ритм, для другой — алгоритм. Этой хорошо, если до шейки, а той — если в губки. Эта любит, чтоб сосочки кусались, а та — чтоб вертелись. И не дай Бог начать вертеть там, где надо кусать, и делать глубоко там, где надо мелко…

А как смешно Ладо рассказывал о том дне, когда он в первый раз ждал Нану к себе в гости!.. Это случилось летом, его семья была в Манглиси,[55] он пригласил ее и впал в настоящую панику, не зная, как все обставить. В подготовку входил поход в магазин за алкоголем, где он долго выбирал, что купить, чтобы не напиться самому прежде времени. В чем принять, что надеть?.. В домашнем — удобнее, легче снимать, но вдруг обидится? А наряжаться — потом раздеться не успеешь: еще убежит чего доброго, пока штаны снимать будешь… Освещение… Закрывать ставни?..

Скажет, наглый, уже все решил за меня. Не закрывать — испугается при свете, соседи увидят. Кто их, баб, разберет!..

Постепенно Нана задремала. Ей привиделся какой-то казенный кабинет. Письменные столы, стулья. Портреты, диаграммы, таблицы. Она сидит, кого-то ждет, порывается уйти, но непонятная тяжесть удерживает ее на стуле. Вот входят двое, оба в милицейской форме. Один — высокий, рослый, другой — низкий и толстый. Лиц нет, какие-то световые пятна. Вот пятна ближе, ближе… Рослый расстегивает ширинку и начинает вытаскивать член. Член пухнет, становится размером с термос, прозрачен, как стекло. Рослый молча указывает на ее губы. Она в панике сжимает их. Тогда он силой, за уши, притягивает ее голову и давит на скулы, а потом начинает запихивать ей в рот свой стеклянный член. Она в ужасе — вдруг сломается, разобьется?.. Рот будет изрезан осколками!.. Но рот раскрывается до ушей, как пасть у змеи. И начинает осторожно вбирать в себя холодное стекло. Вдруг она замечает, что низенький толстяк снимает все это на видеокамеру. Она мычит, мотая головой, вырывается. Тогда толстяк стаскивает с себя милицейский китель и набрасывают ей на голову. В потном мраке она замирает, как птица…

Нана в возбуждении очнулась от сна. Влажная промежность. Соски напряглись. Пересохло в горле. Она включила ночник, легла так, чтобы видеть себя в зеркале. И рука начала привычно тереть и мять ложбинку между ног. В ушах звучали низкие, томные голоса. Руки шарят, трогают, лезут всюду. А голоса шепчут бесстыдства, от которых сочится похоть и голова закидывается в истоме… В зеркале она видела свое лицо: ноздри раздуты, губы полуоткрыты, глаза остекленели от неги, а щеки, вначале словно смятые, теперь разглажены…

Обвал оргазма совпал с грохотом палки о горшок — тетка требовала спустить ее «на ведро». Это вызвало у Наны спазм отвращения. Она выскочила из постели и кинулась в ванную. Нависла над раковиной. Дергала сухая икота.

Внутри все прыгало. Нана ушла к себе и заперлась, не отвечая матери.

Под утро позвонил Ладо.

— Ты где? Здесь? — сквозь сон обрадовалась она.

— Нет еще. В Краснодаре, на заправке, в автомате.

— О, Господи, что там тебе нужно?.. Плохо слышно — гудки, шум…

— Это машины. Тебя я хорошо слышу.

— Когда приедешь? — проснулась Нана окончательно.

— Скоро. Соскучилась?

— Очень. Я жду тебя, — сказала она, горестно думая, что времени скучать у нее не было — столько глупостей наделала!.. — У тебя все в порядке?

— Да, как будто. А у тебя?

— Тоже, — ответила она, хотя ее так и подмывало брякнуть, что до порядка далеко. Но этого делать не следовало.

— Я все время думаю о тебе. Хочу тебя видеть, — сказал Ладо. — Люблю… Не могу без тебя… Ты мне по ночам мерещишься.

— Я тоже, тоже, — зачастила Нана, невольно трогая себя за грудь, за влажный лобок.

— Дай без приключений до Тбилиси доехать. Парприз украли, менты погнались, всякие истории. Ну, меня ждут! Ни с кем не встречалась?

— Нет. Сижу и тебя жду, там все паутинкой заросло… — ответила она, краснея.

— Скоро будет твой паучок на месте… Смотри! Если с кем-нибудь встретишься — плохо тебе будет. Бог накажет…

— Это уж точно, — вздохнула Нана, подумав: «Уже наказал», и хотела добавить, что любит его и ждет, но Ладо отключился.

41

Когда Анзор сказал, что у обочины стоит капитан угрозыска и хорошо бы прихватить его с собой «для отмазки», Ладо принял это за шутку. Но Анзор добавил, что так будет безопаснее ехать, тем более, инспектор уже заметил их и не остановиться — хуже.