Читаем Чертово колесо полностью

Пилия вдруг отяжелел от этого вопроса. Ему стало зябко. Зазнобило, как перед обмороком. В голове засверкали чемоданы, гонки, опиум, банки с деньгами. Он перелез на заднее сиденье и задрал ноги на спинку, отчего кровь прилила к голове, озноб отпустил и обморока не случилось.

Мака с опаской спросил:

— Что? Уже ломает? Чего ноги раскрыл?

«Дурачок наивный, — отходя, подумал Пилия. — А ведь мне жизнь спас там, в Кахетии, в доме дяди Михо!» Он помотал головой:

— Плохо стало… У тебя тоже начнется… Климакс… — Вдруг озарение прожгло его: — Мака, брат! Да мы ведь богаты!

Тот недоверчиво улыбнулся:

— Ты думаешь, это все настоящее? Не бирюльки?

— Деньги в любом случае настоящие!.. А вещи… Снесем к ювелиру, тот скажет, что к чему. Потом решать надо.

— Что решать?

— Все. Как дальше жить. Мне лично эта душегубка надоела! — Пилия резко сел. — Вот ты когда-нибудь думал, что чувствуют те, кого мы мучаем и бьем? Все эти рублевки, бати, сатаны, кукусики?..

— Что же делать, это воры…

— Это люди, Мака, а потом воры или бляди… И не тебе или мне их судить. Ты в Бога веруешь? — Пилия серьезно уставился на Маку.

— Не… знаю… С первого класса говорят, что нету, — растерялся Мака, въезжая во двор своего дома и глуша мотор.

— А я верую! — воодушевился Пилия, веря сейчас сам себе. — Посмотрим, что нам Бог послал. Я домой не поеду. Есть местечко заснуть?

— Да, на диване.

Пока Мака в квартире что-то включал и чем-то щелкал, Пилия успел осмотреться: старая мебель, обшарпанные обои, вислые занавески, пыль, допотопный телевизор, потертый диван, фотография в черной рамке: бравый усатый мужчина.

Они сели за стол. Посидели, распоясались, сняли кобуры.

— Чай? — предложил Мака. — Или чачу?

— Давай чачу. И ящик тащи. Зачем ты майору это письмо показал?.. А вообще плевать… Завтра — не вчера, — у Пилии стали заплетаться мысли, когда он, выпив рюмку чачи, увидел грязный от земли ящик, который Мака поставил на расстеленную на полу газету.

Сев на корточки, он передал Пилии три трехлитровые банки с деньгами.

— Правильно. С бирюльками погоди. Сперва деньги посмотрим.

Какое-то время они вглядывались сквозь зеленоватое стекло в радужные пачки денег. Банки напоминали абажуры или вазы.

— Сколько в такой может быть? — спросил Пилия, цокая рюмкой по стеклу.

Мака пожал плечами:

— Смотря какими купюрами.

— Тут разные… Надо считать!

Сняли пластиковую компотную крышку, с трудом стали вываливать из банки комки и пачки денег: здесь оказались и красные банковские, запечатанные кирпичики червонцев, и стопки сиреневых четвертных, и пластинки полтинников, обернутые резинками. Пачки долларов, марок. И даже отдельные мятые трешки, пятерки, рубли…

— Видишь, сколько из женских половых органов денег вытащить можно! — усмехнулся Пилия, нюхая деньги. — Нет, это настоящие деньги, которые ходили по рукам… — Он скинул рубашку и, сразу войдя в раж, начал пересчитывать. — И ты считай… Вот тебе бумага, записывай.

Довольно долго в комнате стоял шорох купюр, плеск подливаемой чачи, щелканье зажигалки. Голова у Пилии полностью освободилась от скользких мыслей о чемодане, Большом Чине, опиуме, завтрашнем дне… Наоборот, по мере пересчета денег, завтра казалось все прекрасней.

— 128 359 рублей… И долларов 10 300, — закончил Пилия первым счет, записал сумму и с любовью стал разглаживать разноцветные стопки.

— У меня примерно столько же…

— Не примерно, а точно надо знать, — наставительно сказал Пилия, закуривая и наливая чачу. — Мы ведь их в банк сдадим — не держать же дома паленые бабки и валюту! Вдруг где-то номера купюр отмечены? Ничего об этом майор не говорил?.. Нет, дома держать не надо. Есть один педик в моей сберкассе, я его как-то от фининспекции отмазал, с тех пор все делает, что прикажу. Деньги поделим, счета откроем и на них положим. С такими бабками можно дело начать и из ментовки уйти. Давай вместе что-нибудь запузырим, а, Мака? Связи есть, руки-ноги на месте, оружием пользоваться умеем — чего еще?

— Давай. — Мака тоже досчитал и расправил свои стопки. — Вот. 135 567. И бундесмарок еще на восемь с чем-то тысяч… Будем дальше считать?

— А как же?.. В этих банках мама тебе потом компоты закрутит… Будешь пить и жизни радоваться. Лафа! Никаких майоров, планерок, убийц, потаскух, наркуш…

А пачки надо теперь аккуратно сложить куда-нибудь. Есть портфель?

Мака, пошарив в другой комнате, принес свой школьный портфель, сложил в него посчитанное. Откупорил вторую банку, вывалил деньги на стол.

Опять в комнате наступило молчание, и шуршанье рук, шелест и вздохи бумаги, шорох купюр, и потом — лепет губ, произносящих цифры.

— Есть считалка? Машинка?

Мака нашел и машинку.

— Досчитаем — внесем, — не прерывая счета и не поднимая глаз, сказал Пилия.

— Уже пальцы болят считать.

— Лучше от денег чтоб болели, чем от работы или мук. — И Пилия опять ощутил ожог и вспомнил крысиную мордочку алчного до пыток прыщавого узбека, но ничего, конечно, об этом Маке не сказал, только ощупал рукой через штаны рану от лома. — Добавим по пятьдесят граммов?

— Музыку не включить? — предложил Мака, разливая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза