Чертовски неправильный номер

Теперь же я пыталась заниматься рефератом, забравшись с ногами на самый удобный в своей жизни диван, который располагался в шикарнейшей комнате. Окружали меня десятки книг и блокнотов. Линкольн не сводил с меня пылкого взгляда, заставляя ерзать. Не помогло и то, что он переоделся в серые спортивные штаны, и меня вдруг одолела сильнейшая… жажда. Резинка брюк сидела низко на бедрах, и всякий раз, повернув голову, я замечала восхитительные мышцы его пресса. Эти спортивные штаны нужно запретить на законодательном уровне, потому что из-за них усугублялась моя и так растущая зависимость. Так что мысли мои занимал явно не реферат по английскому. Скорее его член размером с анаконду, проглядывающийся под свободной тканью штанов.

Я вздохнула и улыбнулась Линкольну:

– Ты меня отвлекаешь.

Он ухмыльнулся и покачал головой.

– Ты вечно меня отвлекаешь, девушка мечты, – Линкольн задержал на мне взгляд дольше необходимого.

Я закатила глаза и снова сосредоточилась на реферате.

– Запись какой это игры? – спросила я через минуту, указывая на экран телевизора и осознала, что он все еще пялится на меня.

– Нашего последнего матча с «Чикаго», – ответил Линкольн. – Только их команда дважды обыграла нас в этом году, и, похоже, они выйдут в первый раунд плей-оффа, поэтому я пытаюсь понять, что мы делали не так, – он снова переключил внимание на экран.

Прошло полчаса, я наконец добралась до задания, но снова почувствовала на себе пристальный взгляд Линкольна.

Я подняла глаза.

– Какая у тебя специальность? – спросил он, и в его голосе звучала тревога из-за того, что он чего-то обо мне не знает.

Я прикусила губу, пытаясь решить, как ответить. Линкольн терпеливо ждал и смотрел на меня с теплотой. Внезапно я почувствовала себя неловко от такого внимания и прочистила горло.

– М-м-м, пока что не знаю.

Его брови сошлись на переносице:

– Что значит, не знаешь? Ты ведь на втором курсе, да?

Я пожала плечами, чувствуя смущение.

– Должна быть. Но из-за работы у меня не получилось набрать нужное количество баллов. Такими темпами учиться придется лет десять, – попыталась пошутить я, хотя меня это и раздражало. – Надеюсь, каким-нибудь волшебным образом все-таки дойду до выбора специальности. Просто у меня не было времени думать о чем-то подобном, – объясняла я. – Меня скорее волновало, как протянуть еще один день и выжить, понимаешь?

Линкольн задумчиво кивнул, вдруг задумавшись.

– Да, я понимаю. Но теперь, раз ты здесь и у тебя есть возможность делать все, чего пожелает сердце… Чего ты хочешь?

Я прикусила губу, испытывая странную смесь эмоций. Я сомневалась, что он на самом деле понял. Насколько я знала, Линкольн вырос в шикарном особняке, и чего бы он ни пожелал, ему все подносили на блюдечке. Но мне нравилось, что он хотя бы не осуждал.

Прежде я никогда по-настоящему не позволяла себе мечтать или представлять другую жизнь. Даже размышлять о подобном немного страшно. Но вот я сидела, уставившись на пустой экран, и осознавала, что не смогу откладывать это вечно.

– Не знаю, – тихо призналась я. – В смысле, я всегда любила читать и писать, но не уверена, что смогла бы на этом построить карьеру. Такая мечта кажется просто несбыточной, понимаешь? Хотелось бы не переживать о крыше над головой, о том, хватит ли денег на продукты. Я не стремлюсь разбогатеть, просто хочу чувствовать себя в безопасности.

Как только слова слетели с моих губ, я забеспокоилась, как легко их произнесла. Я всегда всего опасалась, но с Линкольном мои стены рушились, хотя он не прилагал для этого особых усилий. Я поймала себя на мысли, что делюсь тем, в чем не признавалась даже себе. Просто складывалось впечатление, что его искренне интересует все, что я говорю. До него никто не присматривался ко мне и не стремился увидеть больше. Линкольн околдовывал, захватывал мое сердце. Это одновременно будоражило и охренеть как пугало. С каждой проведенной с ним секундой сопротивляться становилось все труднее и труднее.

Линкольн ободряюще улыбнулся и протянул руку, чтобы нежно погладить меня по щеке.

– Все начинается с мечты, малышка. И теперь у тебя есть я, чтобы все они сбылись.

Мне захотелось закричать, попросить его прекратить давать обещания, которые уничтожат меня, когда он решит, что наигрался со мной. Но вместо этого я осознала, что улыбаюсь ему, и в моей груди разливается тепло, вытесняющее холод, который тянул за собой горькие воспоминания.

Линкольн собирался сказать что-то еще, но наш разговор прервало жужжание его телефона, лежавшего на диване рядом со мной. Я опустила глаза, и мое сердце упало: на экране появилось фото огромной женской груди.

Мне потребовалась секунда, чтобы осмыслить увиденное, и в этот момент Линкольн поднял телефон, тут же поджав губы и напрягшись всем телом.