Чертовски весело

– Да… – она еще шагнула, и я прошла за ней в единственную комнату. Однокомнатная была квартира.

Юлия Львовна, запахнув на груди старенький халатик, опустилась на старенький продавленный диван. Я отодвинула на середину небольшой комнаты стул и села напротив нее. Достала и предъявила свое удостоверение. Всегда забываю, что это нужно делать в самом начале общения с объектом.

– Так, – почесав в бороде, проговорила я, – сами расскажете, или мне вам помочь?

– Что… рассказывать-то? – в страхе разинула рот Юлия Львовна.

– Значит, помочь? – коварно предложила я. – Тогда уже чистосердечного признания не получится.

– А… в чем признание? В… чем… п-п… – совсем зашлась от испуга Юлия Львовна.

Ну ладно. Тайм-аут. Дадим гражданке Новичковой передышку. А то она, чего доброго, обделается еще со страху.

Я медленно закурила. Юлия Львовна метнулась на кухню и принесла оттуда чистую пепельницу. Так. Она же не курит, по-моему. И живет одна. Откуда, спрашивается, пепельница?

– Вы одна живете? – смягчив немного голос, спросила я.

– Одна…

– И не курите, – утвердительно проговорила я. – Откуда у вас в доме пепельница?

– Так, – Юлия Львовна почти успокоилась, по крайней мере, не обмирала от ужаса, и говорила более или менее отчетливо, – для гостей или… кто зайдет…

– И часто к вам гости заходят?

– Н-не очень, – искренне, по-моему, призналась она.

Да и легко поверить, что нечасто. Я с минуту помолчала – курила. Ждала, пока Юлия Львовна забеспокоится, зачем все-таки к ней опер пришел?

– А… Зачем вы пришли? – спросила, наконец, она. – По какому делу?

– По делу вашего мужа, – честно ответила я, – в сущности, пришел я… для очистки совести, проверить. А все показания вашего мужа на вас уже запротоколированы и подписаны. Так что… – Юлия Львовна заметно задрожала, – можете выглянуть в окно, там «воронок» уже стоит. Я просто подумал, что удобнее для вас первый допрос устроить, так сказать, в домашней обстановке – нервов меньше и все такое. А потом поедем, – добавила я и снова почесала в бороде – кожа от клея чесалась неимоверно.

Как я и думала, Новичкова к окну подходить и на «воронок», якобы за ней приехавший, смотреть не стала. Ей, наверное, и просто с дивана подняться трудно было.

– А в чем я… обвиняюсь? – выговорила она.

– Знаете, как мы поступим, Юлия Львовна, – ушла я от прямого ответа, чтобы сразу карты свои не раскрывать, – вы сами расскажете мне о своем… проступке, а я запротоколирую ваш рассказ как чистосердечное признание. И плюс еще – добровольная помощь следствию, – великодушно добавила я.

Тут Новичкова задумалась.

Ого, кажется, клюнула она на мой блеф! Ну, если это она взяла документы, то сейчас все выложит. Может быть, не все сразу, но в каком-то эпизоде этого дела признается. Или на кого-нибудь свалит.

Я терпеливо ждала. Юлия Львовна несколько минут – я давно докурила сигарету – сидела совершенно неподвижно. И вдруг:

– Да что же он?.. – зарыдала она. – Посадить меня захотел? А из-за чего? Из-за дерьма какого-то! – Она зарыдала сильнее и ничего из-за слез сказать не могла.

Вот еще новости.

Я терпеливо ждала. «Из-за дерьма какого-то!» Это она про документы – «дерьмо»? Ничего себе «дерьмо» – бедный Григорьев все имущество свое продал, чтобы расходы оплатить. А она – «дерьмо»… Сама ты, Юлия Львовна…

– Поподробней, пожалуйста, – попросила я Новичкову.

– Да чего подробнее… – всхлипнула она. – Я пришла вчера к нему… Надо мне было прийти.

– Зачем? – прервала ее я.

– Ну, надо было…

«Надо»… Заставлял ее кто, что ли?

– Ну, вот… все так хорошо начиналось, – продолжала Юлия Львовна, – мы вспомнили нашу жизнь… ту еще жизнь… Когда женаты были. Как познакомились, вспомнили… Потом Саша пошел… стол, по-моему, накрывать пошел. А я в сервант заглянула, мне салфетка понадобилась – я плакала, и тушь у меня…

В сервант! Вот оно! Наконец-то я на правильном пути!

– Я взяла салфетку. Потом смотрю – шкатулка на серванте, – услышала я дальше, – шкатулка, а в шкатулке бумажки какие-то. А на бумажках брошь бриллиантовая лежит. Саша мне ее в день свадьбы подарил. Ну, я брошь и взяла… А теперь…

Я закусила свою фальшивую бороду.

– А бумажки?

– Какие бумажки?

– Да на которых брошь лежала! – заорала я.

– Бумажки я не брала, зачем мне бумажки? – недоуменно – даже рыдать перестала – проговорила Юлия Львовна. – Я Саше хотела сказать, что брошь взяла, да потом… мы ругаться начали – он про моего… этого… вспомнил, поссорились, я из квартиры выскочила да и забыла. А он, наверное, теперь в отместку мне… Посадить хочет…

– А бумажки? – снова спросила я.

– Да не брала же, говорю вам. Он что, еще и бумажки какие-то на меня повесил?

Я почувствовала, что устала, хочу спать и курить хочу. И на улицу выйти хочу. Брошка какая-то. Да подавись ты этой брошкой. А я-то спектакль целый устроила. Обрадовалась – наконец-то я на правильном пути! Да, облажалась, так облажалась!

И ведь самое интересное, что она не врет и полностью мне, оперуполномоченному, поверила.

– Ладно, – я поднялась. – До свидания, Юлия Львовна.

– Мне с вами идти? – тоскливо засобиралась она.