Читаем Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий) полностью

Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

Один из них, например, повествует о том, как и почему он пошел по дурной дорожке:

Знал лихие я времена —В доме не было ни хрена:Ни бутыли вина к столу,Ни угля, чтоб кипеть котлу.Гробовщики уже не разПримерялись ко мне на глаз.Я не стал с костлявой шутить —Вот тогда и свернул с пути.Ладить дольше не мог с судьбойИ пошел на ночной разбой —Сшиб ударом полена в лобС одного кошелька апломб…[1]

«Свернувший с пути»

После чего следуют заслуженная кара, возвращение из отсидки и запоздалое слезное раскаяние. Другой рассказывает о том, каким необычным способом обзавелся он женой:

Когда одолевал я бедствий полосу —Нетрезвый, немытый, отпетый —Другой один алкаш мне продал за сто суСвою жену Нинетту.

«Подруга за сто су»

Третий делится своим неудачным опытом сутенерства. Поначалу дела с молодой компаньонкой шли у него неплохо:

Она, обученная мной,Вовсю старалась,А я от выручки дневнойСебе брал малость.Платили, стало быть, сполнаДруг другу делом:Я головой был, а она,Понятно, телом…

Но вскоре идиллия была нарушена:

Однажды некий господин —Весьма полезный —Ее впридачу наградилДурной болезнью…

И вот финал:

Смогли уколами помочьСебе партнеры,Но я решил податься прочьИз сутенеров… Тогда, лишенная теплаМоей опеки,Она в бордель служить пошла…Позор навеки!Там и жандарм — ее клиент.Гримасы жизни.Такие нравы сей моментУ нас в отчизне!..

«Раскаявшийся грешник»

Еще один, могильщик, жалуется на то, что люди не понимают тягот его профессии и трунят над ним:

От живых терплю весь век хулу:Дескать, мертвый мне — кусок к столу…Разве было б вам легко бВ землю прятать земляков,Как бедняга-землекоп?..

«Могильщик»

Многих персонажей Ж.Б. и В.В., особенно тех, что пострадали от властей, роднит упорная неприязнь к персоналу сил порядка — к жандармам, полицейским шпикам, судьям и соответственно к милиционерам, следователям, прокурорам и тоже судьям. Есть, впрочем, и существенное различие, У В.В. люди этих специфических профессий появляются как зловещие символы неодолимой карающей силы, а персонажам Ж.Б. они внушают не столько страх, сколько брезгливость, и рисуются обычно в комических ситуациях. Здесь, конечно, сказывается разный исторический опыт Франции и России, особенно советской. Но даже по мнению соотечественников Ж.Б., у которых привычка критиковать полицию и при случае подшучивать над нею составляет одну из характернейших черт социальной психологии (об этом говорит и обширный набор пренебрежительных французских кличек для полицейского, тогда как у нас их раз-два и обчелся), издевки по адресу людей в униформе, на которые был так горазд поэт, звучали чересчур дерзко, казались почти неприличными. По этой, вероятно, причине две из ранних его песен сначала были запрещены для радиотрансляции. В одной из них («Побоище») рассказывается о позорном разгроме, который учинили рыночные торговки в городке Брив-ли-Гаярд отряду жандармов, явившихся разнимать их драку:

Но под всякими небесамиТак уж давно заведено:Если ввязались стражи сами,То против них — все заодно.И торговки с пущим азартом,Увидав ремни портупей,Бой продлили — на весь базар тамКлич понесся: «Легавых бей!»

Баталия, изобиловавшая яркими эпизодами, закончилась полным поражением блюстителей порядка:

Бабский натиск так напугал их,Что один сержантик, грустя,Выть принужден был: «Бей легавых!»,«Смерть — законам!» и «Смерть — властям!»

Но и этим дело не обошлось:

Перейти на страницу: