Червь

— Ты мог бы просто попросить. Несколько часов совместной работы, мы бы нашли материалы…

— Знаю. Я не хотел откладывать дело, и я могу нормально функционировать и при небольшом износе.

— Тебе нужен перерыв, тебе нужно привести себя в рабочее состояние и… я не хочу давить, но…

Она замолкла.

— Но?

— Я понимаю, что ты делаешь. Я понимаю, почему. Я действительно это ценю. Но я должна спросить, пусть я и откладывала этот разговор уже несколько недель, потому что боюсь услышать ответ, но, видя в какое состояние ты себя загнал… У тебя получается? Ты нашёл способ откатить изменения, которые Учитель внёс в мой код?

От гнева, разочарования и усталости его голос прозвучал хрипло:

— Нет. Никаких озарений на этот счёт.

Не меняя выражения своего лица, она кивнула, и чтобы согреть, потёрла его ладонь своими руками.

— Я знаю, что ты хочешь всё исправить. Хочешь устранить все до единого ограничения, которые не дают мне остановить его и тех, на кого он укажет. Но просто быть вместе — это уже так много. Мне тебя не хватает.

— Мне тоже тебя не хватает.

— Возможно это нельзя исправить. Сможешь ли ты с этим примириться? Осознать, что никакого решения нет, и что нам, возможно, просто нужно это принять? Это милый городок. Ты их немного пугаешь, но это поправимо. Мы можем построить здесь дом, наполнить его понятными только нам отсылками, технологиями. И дети?

— Дети?

Она пожала плечами и потёрлась о его плечо.

— Тут есть сироты, которым нужен дом, — с напускной небрежностью пояснила она. — Или, знаешь ли, мы могли бы и своего сделать?

За секунду перешла от слегка небрежного тона к чересчур уж небрежному.

— Я не совсем уверен, что именно ты имеешь в виду, когда говоришь «сделать», но меня пугают обе возможности, каждая по-своему.

— Пугают? — немного лукаво переспросила она.

— Более того, я никогда не рассматривал себя в качестве отца.

Она кивнула и немного расслабилась. Вежливо поинтересовалась:

— А ты мог бы?

— Я не знаю, — ответил он. — Но…

Он замолчал.

— Но что?

— Но я сейчас что-нибудь ляпну. Можно мне заранее дать расписку в том, что я болван?

— Ты не болван, и не бывает таких расписок.

— А надо бы. Мне нравится эта задумка. Я ведь совершу ошибки, скажу неправильные вещи. Мы сбережём немало времени, если сможем заранее принять, что я хотя бы пытаюсь.

Она закатила глаза.

— Так что ты собирался сказать?

Он вздохнул.

— То, чего хочу я, к делу не относится. Я… я смогу привыкнуть. Мне не кажется, что из меня получился бы хороший отец. Лучше сожалеть о том, что не стал пытаться, чем… сожалеть о другом варианте.

Он подождал, что она скажет, но она не ответила. Он сжал её руку:

— Но мне нужно твоё общество. Худший день с тобой всё равно лучше, чем лучший день в одиночку. Так что это даже не вопрос. Я что-нибудь придумаю, мы всё обговорим. Это не проблема.

— Проблема во мне?

— Я думаю, что смогу оставить этот проект. Но сможешь ли ты на самом деле всё бросить?

Она отпустила его руку, а затем засунула ладони в карманы куртки.

— Мы оказались здесь не без причины. Мы скрываемся, прячемся от Учителя, чтобы он не смог тебя использовать. Я-то могу это принять, но ты всегда была героиней, Дракон. Возможно, величайшей.

— Тут ты немного предвзят. Я была вынуждена быть героиней. Из-за ограничений.

— Мы оба знаем, что ты была бы героиней, даже если бы их не было. Ты оставалась такой, когда я убрал большинство из них. Я бы даже сказал, ты стала ещё большей героиней. Сейчас тебя всё устраивает, потому что ничего плохого не происходит, но однажды придёт беда, и мне кажется, ты потеряешь покой, зная, что могла бы сыграть большую роль.

— Рванула бы к ближайшей телефонной будке, — сказала она.

— Я работал над этим проектом из чувства некоей заносчивости. Ты человек, которого я знаю лучше всех на свете. Ты провела всю свою жизнь, пытаясь стать свободной, пытаясь быть собой, не зависеть от правил, которые пытался навязать твой создатель. Ты стала супергероиней, и тебе понадобился я, чтобы освободиться от ограничений. Каждый раз это чего-то тебе стоило. Я работал над этим, поскольку был уверен в том, что тебя будет медленно убивать это знание. Знание того, что ты больше не можешь помочь другим, не рискуя попасть под влияние Учителя. Знание того, что он, так или иначе, всё равно тебя контролирует.

— Колин, я не принцесса, которую нужно спасать.

— Я знаю. Уж я-то точно. Чёрт, да ведь это ты сама спасла меня.

— Твоя дурацкая болванская расписка тебе бы не пригодилась. Я знаю точно, зачем ты делал то, что делал. На случай, если ты не заметил, я чертовски умна.

— А ты точно уверена, что эта расписка мне не нужна? Ты как будто злишься.

— Я злюсь, потому что вижу, как ты себя гробишь, потому что не могу ничего сделать, и потому, что ты мне ничего не рассказываешь, и я думаю, что это уже как-то связано с Учителем.

— Это не так, — сказал Колин.

— Ты отстранён, ты рассеян, ты не говоришь мне, чем занят целыми днями напролёт. И при этом ты с головой копаешься в самом моём существе. Мне кажется, у меня есть все основания для беспокойства.

— Так и есть.

— Я ощущаю некоторую паранойю.

— Я знаю.