Чешская рапсодия

Двое ребятишек лет по восьми с любопытством высунули из-за двери светлые головы и скрылись. Потом вошла старуха, совсем дряхлая, почти бесплотная под обвисшей одеждой, но с лицом приветливым, живым. Матей поздоровался, старуха ответила ласково. — За нею вошел бородатый, широкоплечий старик, поздоровался весело, словно давно ждал Матея. Следом вбежали дети, девочка и мальчик.

— Молодая говорит, — сказал старик, — будто вы сжалились над нами, с сеном помочь хотите. Сами видите, трое нас: жена, сноха да я, а покосов считаем десятинами. Даже у Анны Васильевны не больше. И пашни у нас столько же.

Дед понравился Конядре. Они уселись за стол, заговорили о трудных временах. Старик расспрашивал, когда Матей попал в плен и как ему жилось в помещичьем имении. Тем временем пришла Зина, переодетая в легкое платье, тотчас подала на стол, и стала смотреть, с каким аппетитом ест Матей. Подтолкнула к нему обоих детей и сказала счастливым голосом:

— А это мои сиротки, Раиса и Мишка. Полюби их, Матей, гляди, как ты им нравишься. — Зубы ее сверкнули в улыбке, словно она сама еще девочка.

Матей совсем растаял при виде малышей. Посадил их к себе на колени, стал шутить с ними. Раиса воскликнула:

— Как же это, маманя, он австрияк, а я его понимаю? И рубашка на нем казацкая…

— Глупенькая, — засмеялась Зина, — он надел такую рубашку, потому что хочет стать казаком.

Завязался оживленный разговор. Старый Волонский рассказывал о своем хозяйстве, о базарах в Алексикове и в Поворине, под конец начал бранить войну:

— Вам, пленным-то, что, страна наша щедрая, а у меня австрийцы убили сына и зятя, кто мне их заменит?

Конядра сперва выказывал ему сочувствие, а потом не удержался:

— Говорите, страна ваша щедрая, а мы, пленные, этого не чувствуем. Помещики заставляли нас работать, как скотину, а сколько наших полегло от тифа?..

Старик нахмурил густые брови, его небритый подбородок затрясся.

— Одичали люди! А разве я в ответе за это или вот наша молодуха? И таких вдов на широкой Руси тоже тысячи. Умру я, что с ней будет?

Зина опустила голову, грусть промелькнула в ее полуприкрытых глазах. Старик добавил:

— Не отпускал бы я отсюда пленных.

Пришла Анна с Бедржихом Ганзой. Аршин был сыт, лицо его лоснилось. Он ухмылялся, как мальчишка-заговорщик. Анна без обиняков объявила, сопровождая слова свои долгим взглядом:

— Зиночка, австрияку ночевать у меня нельзя, в твоем чулане хватит места на двоих.

Зина покраснела, ей не понравилось это, но она не возразила. Старик согласился, старуха у печи неопределенно улыбалась, а Анна, как будто ничего не замечая, продолжала, обращаясь к старику:

— Рано утром поедем на луга. Сколько у вас косарей?

— С этим австрийцем будет семеро. Управимся за четыре дня.

— У меня то же самое. Ну, мне пора. Зиночка, покажи чулан моему австрияку, пусть сложит вещи, а я его подожду, хочу дать кое-какую работенку.

— Не трудитесь, хозяйка, — сказал Матей, — Пойдем, Аршин.

Матей взял шинель Ганзы и увел его. Закрыв за собой дверь чулана, Конядра единым духом выпалил:

— Все идет как по маслу. Твоя кулачка и не подозревает, какое доброе дело сделала. Ночью дело лучше пойдет… Один будет шататься по окрестностям, другой присмотрит, как бы чего не вышло. А как скосим — двинем обратно в Алексиково.

— Там будет видно, — ухмыльнулся Беда. — Надеюсь, ты не рассердишься, если я иногда поздно буду приходить домой. Моя хозяйка прячет кого-то в доме. Я слышал мужской кашель за стеной. Анна как раз вышла и не подозревает, что я знаю. А в доме с ней живут сын — парнишка лет семи, молодая золовка и трое стариков — родители мужа и ее мать. Золовку зовут Варенька, сдобная такая, хочу из нее вытянуть, что удастся.

— Не порть девку, скотина. Разве орел охотится за мухами? Нет! Вот и смекай, — засмеялся Конядра и вытолкал Ганзу из чулана.

Анна ждала Аршина на дворе. Всмотревшись в Матея, она прищурилась, весело улыбнулась:

— А тебя я где-то уже видела, Матвей, и сдается, в нашем селе. Твоя бородка и нос хорошо запоминаются. Ну, мы еще об этом поговорим.

— Вы мужика по порткам узнаете, хозяйка? — не удержался Ганза. — Матей со мной уже скоро год и без меня ни шагу. Раз как-то возил барина в гости куда-то за Пензу, так после барин издевался над ним — мол, Матей на коне, как на осле, сидит. Едва лошадьми править умеет.

Анна ухмыльнулась и решительно направилась к своему дому. У Матея стучало сердце. Конечно же, был он тут два раза в разведке, но оба раза под вечер, и не останавливались они тут. Но как-то раз кто-то выстрелил в Бартака, и Конядра послал ответную пулю. Эх, да что! Он обернулся: подошедшая Зина легонько тронула его за локоть.

— Анна в каждом незнакомом мужчине большевика видит, — встревоженно сказала она. — Недавно, под вечер так, ворвались сюда красные, и Анна выстрелила в их командира. А рядом с командиром скакал парень со светлой бородкой, вроде как у тебя, и он ранил Анну. К счастью, она поправилась — вот и кажется ей, что это был ты. Но ты не смог бы стрелять в женщину, верно?