Чешская рапсодия

— Как думаете, почему Качер задает такие вопросы? Ему-то ведь ясно, да и нам тоже, ведь мы не скрываем, какие мы есть. Не раз мы показывали, что знаем, на чьей стороне правда. И в России мы останемся до тех пор, пока эта правда не возьмет верх.

— Я знал, что в Легии ты воевал не за Георгиевские кресты, и тут ты воюешь не за орден Красного Знамени — я знал! — выпалил Качер с огромным облегчением.

Солдат-великан из легионерского полка Швеца двинулся к Конядре — казалось, он хочет что-то сказать Матею, но великан притянул его к себе и поцеловал в обе щеки.

Натан Кнышев был назначен комиссаром дивизии, но не мог оторваться от Интернационального полка. Однажды перед сеансом в кино он выступил перед зрителями с речью.

— Вот видите, товарищи, Октябрьская революция уже приносит плоды, — заключил он свою речь, — Австрия распалась, а в Чехии — республика. То-то легко вам стало дышать! Республика, правда, еще не такая, какую вы себе представляли, но ничего, у нас ведь тоже началось с Керенского и эсеров. Выше голову, товарищи! Все еще будег. А слава о вас, чехословацких красноармейцах, пройдет по всей Советской стране, уж мы об этом позаботимся. Не думайте, что мы вас не понимаем, но не забывайте, чго Киквидзе гордится вами именно потому, что вы поняли, где ваше место в эту историческую эпоху. Я же, если позволите, скажу, что люблю вас, как родных братьев!

Йозеф Долина сложил с себя функции председателя полкового комитета и вернулся простым бойцом в отряд Конядры. В тот же вечер, когда Йозеф покинул штаб полка, к нему зашел Кнышев. Барак был почти пуст, бойцы ушли в город. Лишь двое дневальных у дверей, сдвинув папахи на затылки, жевали хлебные корки, да у железной печи, поставленной здесь еще белыми, Тоник Ганоусек играл с сибирской кошкой. Комиссар пришел пешком, фиолетовый от мороза шрам и смерзшаяся борода его медленно обретали обычный вид. Йозеф встретил его подавленный, молчаливый. Кнышев закурил, бросил несколько слов о погоде, потом серьезно сказал:

— Слушай, Йозеф, я тоже жалею, что приходится нам расстаться. Знаю, ты не доверял Книжеку, как и я, но тебе в голову не могло прийти, что этот тип так ловко обманывает нас еще с Тамбова. К счастью, Бартак и Голубирек в последнюю минуту сорвали его подлый план, иначе крышка бы второму полку.

Долина даже не пошевелился, лишь дернулись его широкие темные брови. Кнышев, откашлявшись, продолжал:

— Понимаю, ты не мог оставаться председателем полкового комитета, ты должен был сам себя наказать за недостаток бдительности, все это очень хорошо, и я по-прежнему уважаю тебя. Ошибка тебя мучает, да ведь и меня тоже.

Йозеф Долина угрюмо покачал головой. Он не верил словам комиссара: просто Кнышев хочет его утешить. Долина попытался свернуть цигарку из обрывка газеты, где сообщалось о том, как встречали Томаша Масарика в Ческих Будейовицах, но руки его тряслись, табак просыпался на пол. Оставив попытку, Йозеф сказал:

— Не только это, товарищ комиссар! Не только это меня мучает. Но я совсем отупел, не умею теперь говорить с бойцами, как прежде. Пока в полку были только чехи и несколько словаков да немцев, легко мне было с ними объясняться, да и украинцы и русские понимали меня... И вообще слова застревают у меня в глотке, все думается: помолчи лучше, дурак! И кажется мне, что ребята только притворяются, будто они меня понимают, а сами бог весть о чем думают. Я нашел человека более подходящего, чем я, это Марек из первой роты, он был мне хорошим заместителем. А мне, дорогой Натан Федорович, дайте немного отдохнуть.

— Не годится! Бездельничать тебе не к лицу, — сказал Кнышев. — Сделаем тебя политруком у кавалеристов, хочешь?

Долина неуверенно поглядел на комиссара.

— Так вы мне по-прежнему доверяете? — прошептал он. Кнышев усмехнулся и похлопал его по плечу.

— Я знал, ты нас не подведешь! Вот расскажу обо всем Василию Исидоровичу, он тебе махорки пришлет. Досадно ему, правда, что ты так упрям, но такой уж он человек: от этого ты даже поднялся в его глазах.

Кнышев кивнул Ганоусеку, который уже только делал вид, что забавляется с кошкой, и попросил его вызвать Конядру. Тоник выполнил это, не показав и виду, что прекрасно слышал весь разговор комиссара и Долины.

Матей Конядра согласился на предложение Кнышева и на следующий день, при участии ротного командира Войтеха Бартака, провел выборы политрука. В кавалерийском отряде как бы посветлело.

Бартак потом рассказывал Кнышеву, что когда Йозеф увидел, как за него голосуют даже коммунисты, он чуть слезу не пустил и тотчас принялся за дело.