Чешская рапсодия

Киквидзе скрипнул зубами, лицо его окаменело. Так вот почему Тамбов не отвечает по телеграфу, молчит и Царицын. Под вечер по дороге из Балашова на Алтай к Киквидзе заехал его давний друг Разживин и рассказал про Тамбов. Вечером приехал из Тамбова курьер. У Киквидзе потемнели глаза. Семен Веткин — начальник штаба дивизии — налил измученному курьеру стакан водки и дал прикурить. Киквидзе сумрачно глядел, как молодой высокий конник жадно вдыхает табачный дым, как сходит краска с его загорелого русско-татарского лица.

— Когда это случилось? — спросил начдив.

— Вчера, — ответил курьер. — Я задержался из-за темноты. В окрестностях замечены казачьи разъезды, скорее всего из Урюпинской.

— Спасибо, товарищ, за самоотверженность. Доложите командарму, что завтра ночью я буду в Тамбове и немедленно атакую город. Если бы нам в помощь дали бронепоезд, к утру Тамбов был бы нашим. И хорошо бы известить обо всем товарища Сиверса, чтобы он напрасно не ждал нас.

— Товарищ начдив, напишите товарищу Сиверсу. Я еду к нему и доставлю ваше письмо.

Киквидзе быстро набросал несколько слов на листе шершавой бумаги. Веткин запечатал, и курьер выбежал из вагона. Тем временем адъютант Ромашов велел привести курьеру свежего коня, молодого, буйного жеребца донской, породы. Курьер прокричал слова благодарности и исчез в темноте, в которую, как в черный туман, были погружены поворинский вокзал и тусклые фонари на стрелках.

Киквидзе созвал командиров полков. Норберт Книжек еще не вернулся из Тамбова, вместо него пришел Вацлав Сыхра. Он только заснул, как его разбудили, и теперь зябко ежился, подняв воротник кожанки. Коммунисты штаба дивизии были в вагоне, и по их лицам было видно, что они уже говорили с Киквидзе.

— Мы должны быть готовы к тому, что нас будут ждать перед городом, — заканчивал начдив этот разговор. — Поэтому я написал Сиверсу, что мы атакуем город с юго-востока, а его просил ударить с запада.

Натан Кнышев указал Сыхре на свободную табуретку возле себя и сказал:

— От Урюпинской пришлось пока отказаться, идем на Тамбов.

Сыхра тихонько свистнул:

— За Книжеком?

Тяжелым от бессонницы взглядом Киквидзе пробежал по лицам командиров полков. Они расселись где попало, кавалерийские командиры стояли. Все напряженно ждали. Киквидзе коротко сообщил, что случилось, и разъяснил, зачем он их собрал.

— Приказываю: со мной пойдет Чехословацкий полк, кавалерийский эскадрон и батарея легких орудий, Рабоче-крестьянский, пятый Заамурский полки и твои две батареи, товарищ Борейко. Командовать будешь сам. Рана у тебя уже не болит?

— Э, ничего, — по-мальчишески ответил украинец.

— Очень хорошо. Другие полки остаются в Поворине в полной боевой готовности. Ни к чему, чтобы и здесь вспыхнуло восстание — и потом как знать, не попытаются ли казаки отбить Поворино. Замещать меня здесь будет товарищ Веткин. Мы двинемся по железной дороге через Балашов. Это триста верст, и мы должны покрыть их за день. В Тамбове белые убивают наших. Командирам полков, остающимся тут, запрещаю говорить о цели нашего похода даже своим заместителям. Ясно? — Киквидзе снова обвел всех взглядом черных глаз, а рука его непроизвольно опустилась на кобуру.

Все было ясно как день: Тамбов нельзя оставлять в руках контры, это поставило бы под угрозу тылы Красной Армии, оперирующей на Воронежском и Царицынском фронтах. Эшелоны Чехословацкого и Рабоче-крестьянского полков и артиллерийский дивизион Борейко выступили из Алексикова на рассвете. Пятый кавалерийский отправился раньше: он должен был выгрузиться из вагонов перед Тамбовом и подготовить прикрытие пехоте и артиллерии.

Натан Кнышев и Вацлав Сыхра сидели в штабном вагоне с Киквидзе и обсуждали тактику штурма. Адъютант начдива готовил чай и заботился о куреве. Войта Бартак, замещающий в первом батальоне Сыхру, спал в своем вагоне. Коничек просматривал газеты. Ондра Голубирек, попив чаю с командирами своего батальона, тоже улегся на полку, глаза у него слипались. Стучали колеса, вагон мотало.

В теплушке чехословацких кавалеристов никто не задумывался над тем, куда они тронулись. Во всяком случае, не к Урюпинской, а Воронеж далеко. Насколько им известно, там где-то бригада Сиверса, неужели ей приходится туго? Но ведь у Сиверса интернациональный полк, в большинстве своем состоящий из чехословаков, может, там и знакомые есть... «Да, чехи не только были в прошлом, но и теперь остались юнаками», — подумал Ян Шама.

— «Юнаки, юнаки, герои юнаки», — вдруг насмешливо пропел Беда Ганза. — Укрепи свой дух этой песенкой, я-то знаю, что у тебя взыграло ретивое!

— Взыграло или нет, а мне ясно, что предстоит знатная потасовка, — ответил Шама. — А мне, знаешь, уже надоело воевать.

— Вчера ты говорил, что тебе надоели людские горе и несчастья и поэтому ты бьешь Краснова и Дудакова, — фыркнул Аршин, — как это согласуется?

— Краснов не единственная причина горя в России.

— Спите, молодцы, — окликнул их из своего угла Матей Конядра, — болтаете, словно делать вам нечего. Куда бы мы ни ехали, на любом конце пути — сытые белоказаки Дудакова.