И вот вместо того, он лежит, как колода, здесь, в ельнике!
Грозната не мог оторвать глаз от подмостков своего несостоявшегося триумфа, и всякий раз, когда он делал какое-нибудь движение, два роковых исторических свидетельства хрустели в его нагрудном кармане. Одно из них как раз и было конспектом торжественной речи, которая — увы и ах! — так и не будет произнесена; другое представляло собой праздничный номер газеты «Чмертовске листы», выпущенный специально к церемонии «положения основания». В качестве последнего пункта опубликованной здесь программы торжества значилось: 23. «Помолвка барышни Бабинки Ировцевой с его сиятельством графом Эугеном Ногавицким из Ногавиц, императорским и королевским камергером…»
В благородном гневе Грозната готов был реветь белугой — так оскорблено было его богатырское сердце, а поскольку приходилось сдерживаться, порою он начинал скулить голосом до того напоминающим собачий, что сам пугался.
Из печальных раздумий его не вывел даже оркестр пожарной команды, шагавший во главе цапартицкого хора и перед самым вступлением в Зборжов грянувший марш из «Проданной невесты» — «Почему б не веселиться!». И как всегда, оркестр цапартицких ополченцев, шедший вслед за пожарными, выждав два такта, тоже грянул «Почему б не веселиться!».
Получилась двухголосная фуга, исполнители которой устроили такое состязание в громкости, что у людей волосы вставали дыбом. Победу одержали ополченцы, имевшие на вооружении турецкий барабан и тарелки. Зато пожарные могли похвастать огромным геликоном, коему ополченцы способны были противопоставить всего-навсего басбомбардон.
Однако оба оркестра бледнели от зависти, когда в бой, как сегодня, вступали еще и ветераны. Трубач ветеранов Гоблик, бывший штабстромпетр [37]
, славившийся тем, что мог задуть любой уличный фонарь хоть на высоте второго этажа, трубил в какой-то крошечный корнет-а-пистон, но извлекал из него невероятнейший каскад звуков.Если бы костлявая веснушчатая рука этого трубача, достойного быть горнистом самого господа бога, не сжимала так крепко сей жестяной инструмент, он, вероятно, распался бы на атомы. Гоблик был косой, и все над ним посмеивались, что, мол, своим корнетом он своротил себе глаз на сторону. Это, разумеется, преувеличение. Но когда Гоблик трубил с чувством, то есть хотел заткнуть за пояс оркестры двух других братских корпораций, глаза его, в самом деле, стекленели и выпучивались над багровыми надутыми щеками, отчего он отдаленно напоминал улитку.
После изрядного интервала пришли и члены «Сокола», маршируя подчеркнуто бодро и беззвучно, без всяких акустических эффектов. Грозната не выдержал — заскрипел зубами: знамя нес самый активный его конкурент, поражавший всех размерами своей окладистой бороды ремешник Скряга. Знаменосцем «Сокола» он был временно избран вчера на бурном заседании комитета, которое до сих пор костью сидит в горле Грознаты.
Громя сторонников участия «Сокола» в зборжовском празднике, Грозната договорился до полной хрипоты. А ведь решение об участии местной сокольской организации в этом торжестве было принято две недели назад по его же настоянию. Обосновывая свою тогдашнюю точку зрения, он охрип так же сильно, как теперь, опровергая ее.
Но тщетны были все попреки, насмешки и выпады против тех, кто готов предать прогрессивные идеи «Сокола». К. Мног. Корявый рьяно оппонировал Грознате и с успехом вывел против него на поле брани его же собственные аргументы.