И он делает неожиданное признание, что при этом их сибирская армия, и. е. те самые легионеры, которые предали на расстрел адмирала Колчака, ограбили Россию и погубили её национальное, государственное предприятие, — эта армия облегчила и сделала возможной для них борьбу и успех на парижской конференции, на которой он, Бенеш, достиг гораздо большего, чем осмеливался надеяться в начале войны. [48]
По свидетельству объективного учёного, [49]
чехи работали на мирной парижской конференции с самыми сомнительными средствами и тёмными приёмами, доходящими до обмана конференции включительно, напр., относительно смешанных немецко-чешских областей или обещаниями устроит новое государство, на подобие Швейцарии, с действительным обеспечением прав всех входящих народностей. Далее, чехи подавали документы с подтасовкой и даже подделкой исторических фактов, надеясь через то получить свою часть в дележе контрибуции.Как после всего этого должны звучать слова Бенеша о том, «что старая истерия была для них (чехов), всегда хорошим учителем, — ещё лучшим учителем должна быть новая история, в которой ещё и сегодня действительны живущие в ней интересы, стремления, цели и идеи».
«В конце концов», — восклицает Бекеш, [50]
— и дипломат нового пошиба, — «оказывается, что путь правды, честности и прямоты — есть путь национальных интересов. Ложью и насилием до сих пор не могла обеспечить себя от ударов судьбы ни одна нация, ни большая, ни малая.»Да, без сомнения, так и будет! И та ложь. то грязное предательство, интриги и та кровь, на которых взошла чешская самостоятельность, уже влекут неудержимо справедливое решение. Чем скорее придёт оно, — «тем лучше для всего человечества.
Книга Масарыка написана ещё более фальшиво и двулично. Масарык не только хочет обелить себя и своих чехов, но задается намерением показать, что он всегда всё предвидел вперёд, чуть ли не один на всей земле; что поэтому-то он и допускал то или иное действие, которое в сущности, было или обманом, или предательством.
Уже Бекеш, который, являлся во всей интриге и в заговоре подручным Масарыка и теперь хвалит последнего, как апостола своей нации, как «великого», — вводит эту ноту якобы прозорливости старого чеха; он говорит, что Масарык с самого начала поставил себя против русской анти-большевицкой акции, вследствие чего и чехи-легионеры всегда были против русских и уже в июне 1918 года взяли путь на Францию. [51]
Масарык в своей книге подробнейшим образом описывает себя самого, своих личных друзей, своё окружение, а затем уже общий ход мировой войны. Но в центре всегда стоит Масарык. Все совершается вокруг него. Старый чех видимо страдает манией величия. Некоторые места его книги годятся для юмористического журнала. Так, он пишет: [52]
«Как курьёз, упомяну, что царь прислал мне через Стефаника (летом 1916 года) очень дружеский поклон и просьбы продолжать мою политику и дальше». После первой, февральской революции, Масарык некоторое время выжидал для верности, — как это обычно делает всякий чересчур хитрый и в то же время трусливый человек; когда же он «был достаточно информирован, то послал 18 марта телеграмму Милюкову и Родзянко, в которой выражал своё удовлетворение переворотом». [53]
Вскоре затем он и сам поспешил в водоворот русской революции, чтобы принят участие, приложить и свою руку к развалу страны. Здесь Масарык роняет такую фразу: «во время царского правительства я не спешил в Россию, — так как я знал предубеждение реакционных элементов против меня и союзников». [54]
А описывая своё долгое пребывание в течение 1915 и 1910 гг. в Лондоне с массой подробностей, с упоминанием мелочей из своей частной жизни, со всеми встречами, — Масарык забывает упомянуть, что в апреле 1915 года им был представлен сэру Эдуарду Грею меморандум «Independent Bohemia» с приложением карты — Map of United States of Bohemia. В этом меморандуме сказано буквально следующее: [55]
«Для Богемии и для балканских славян самое существенное — это дружба России. Богемские политики считают, что Константинополь и проливы должны принадлежать только России. Богемия проектируется, как монархическое государство; богемская республика находит защиту только у немногих радикальных политиков. Вопрос династии мог бы быть решён двумя способами. Или союзники могли бы дать одного из своих принцев, или могла бы быть заключена персональная уния между Богемией и Сербией. Русская династия всё равно в какой форме, была бы особенно популярна».