Чешские легионы в Сибири (Чешское предательство)

Но несмотря и на это, Директория продолжала носиться с чехами. Ею было даже оставлено командование всем Уральским фронтом в руках чешского «генерала» Яна Сырового, несмотря на то, что уже с сентября все бои и арьергардная служба всей тяжестью легли на русские добровольческие отряды Волжан и Уфимцев, Уральцев и Сибиряков. Но Директория надеялась этим реверансом перед чехами получить хоть частичную помощь на фронте.

Всякое отступление вносит в ряды войск некоторую деморализацию, — это лежит в самой природе события. А то постыдное отступление, какое осенью 1918 года совершили чешские полки-легионы от Волги на восток, и безнаказанное, сопровождаемое узаконенными грабежами, — быстро дополнило их разложение. Этот процесс еще более усилился от той демагогии, которую расплодили и все усиливали тогдашние их руководители, чешский национальный комитет, верный исполнитель заветов профессора Масарика.

Эти люди кричали на все концы мира, что их цель — «борьба за демократию», и что «вмешиваться во внутренние дела России они не желают и не будут». И в то же время они только и делали, что вмешивались во внутреннюю борьбу русских партий, поддерживая своими штыками все время только крайних социалистов, полу-большевиков, запродавших давно свою совесть и русское чувство.

Среди низов чехо-словацких полков велась постоянная и все усиливающаяся пропаганда против всякой русской отечественной национальной работы, против всякой сильной личности. Чешские политиканы, обделывая свои темные махинации, уверяли солдатскую массу, что они борются против «реакции» и помогают «соблюдать интересы русского народа»!

На то унижение, на которое пошла Директория, вручив командование всем Уральским фронтом бывшему комми-вояжеру Яну Сыровому, одетому в форму чешского генерала, — чехи ответили новыми наглыми поступками. Сыровой, приняв высокий пост, сам отказался подчиняться распоряжениям, исходящим от русской власти: он заявил, что будет ожидать приезда в Сибирь французского генерала Жанена, назначенного из Парижа главнокомандующим чехами.

Как раз к этому времени, в конце октября, пожаловал в Омск и полномочный представитель Великобритании, генерал Нокс[20]. Не имея желания работать с левой вялой и безвольной Директорией, правильнее, не видя в этом никакого толка и пользы для отечества, а скорее вред, — пишущий эти строки принял решение ехать во Владивосток, чтобы там подготовить крепкие и надежные кадры офицеров и унтер-офицеров для нового армейского корпуса, с надеждой в будущем им обезоружить преступные и развращенные чешские массы. Перед отъездом, мне удалось объехать почти весь Уральский противобольшевицкий фронт, проделав часть этой поездки вместе с Ноксом.

Он лично мне высказывал в те дни и не один раз его глубокое возмущение и негодование распущенной чешской солдатней, нежеланием чехов воевать и их грабежами, которые все чехи, — и солдаты, и офицеры, и генералы, — широко применяли к русскому казенному имуществу.

Даже внешний вид чешских легионеров стал к тому времени гадок и отвратителен. Они потеряли уже и свою «внутреннюю» дисциплину, о которой кричали в Самарские дни. Они выглядели теперь, как красноармейские банды. Без погон, в умышленно-небрежной неформенной одежде, с копной кудлатых волос, с насупленным, злобным и вороватым взглядом из-под заломленной на затылок шапки, вечно руки в карманах, чтобы не отдать по ошибке и по старой привычке честь офицеру, — вот портрет чеха-легионера в Сибири осенью 1918 года.

Толпы их бродили на всех станциях железной дороги, молчаливые, державшиеся кучками в десять-пятнадцать человек, — в одиночку ходить они боялись. Эти банды распущенной солдатни, двойных дезертиров, ничего не делали, кроме обильного и регулярного наполнения своих желудков и бестолковых, бесконечных словопрений на политические темы.

***

Мне пришлось встретить в Челябинске в вагоне у генерала Нокса и Яна Сырового. Это был коренастый, неуклюжий и сырой человек лет тридцати пяти. На его вульгарном толстом лице поблескивал мутным недобрым светом и вспыхивал хитростью единственный маленький глаз; другой был всегда закрыт черной повязкой, что, — по уверению чехов, — придавало ему сходство с их известным гусситом Яном Жижкой.

Держал себя этот командир корпуса более чем развязано; но было видно, что нахальными манерами и тоном чех старался прикрыть свою пустоту, и недостаток образования и воспитания, неловкость оттого, что залетела ворона не в свои хоромы.

С жгучим стыдом вспоминаю всегда, как за этим парвеню почтительно выступала фигура русского генерала тоже в чешской форме, одного из лучших специалистов по службе генерального штаба, неисправимого и усердного «славянофила» — Дитерихса[21]. Он вел всю работу за необразованного Сырового, придавая ему вес и значение, прикрывая своим авторитетом чешское зло.