Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

Безруч родился в исторической столице Чешской Силезии, Опаве, там важному поэту — и музей-квартира, и памятник (тоже вполне унылый, в кустах и как-то под кустами), и площадь, и Дом культуры, и библиотека, и мультижанровый фестиваль искусств, и надгробный камень. Город Троппау даром что невелик — это малая родина сразу нескольких выдающихся, в том числе экстравагантных, личностей. Благородная деятельность одной из них оказалась никак не связанной ни с Силезией, ни с Австро-Венгрией, ни с Чехословакией. Немка Фридерике Виктория Гесснер известна всему миру (а миру любителей природы особенно) как Джой Адамсон; ставшее новым именем прозвище Радость ей присвоил второй муж, швейцарский биолог-систематик, а фамилию передал третий, британский естествоиспытатель. Значительную часть жизни Гесснер-Адамсон провела в Африке, где изучала и выращивала диких животных, защищала их от браконьеров, писала об этом занимательные книги, а также выполнила 600 высокохудожественных портретов представителей местных племен и 700 профессионально точных ботанических рисунков.

Опава сохраняет провинциальную привлекательность: это не следы военной разрухи, скорее следствие скудости местного бюджета

Формально юную Фридерике Гесснер разлучил с Силезией развод родителей: 12-летнюю девочку, мечтавшую стать модельером, пианисткой или врачом, отправили на воспитание к венской бабушке. В Троппау — Опаву Адамсон периодически наезжала до замужества, однако на родину так и не вернулась, африканские животные страсти привлекали эту энергичную женщину больше силезских красот. В книге мемуаров она упомянула, что в 1937 году покинула Австрию в том числе из-за опасений за судьбу своего первого супруга, ведь он был евреем. Но по пути в Африку Фифи (так ее звали тогда родственники и друзья) накрыла роковая страсть, повлиявшая на женскую судьбу, но не изменившая маршрут далекого путешествия. В общем, понятно: Адамсон относилась к числу созданных для опасных приключений и дальних странствий людей, а таким нечего делать в комфорте европейских столиц, не говоря уж о мирном существовании на берегу тихой речки где-то на северо-востоке Богемии — Чехии. Будучи в свое время юным натуралистом, я прямо-таки до дыр зачитывал адамсоновские «Рожденную свободной» о львице Эльсе и «Пятнистого сфинкса» о гепарде Пиппе, это прекрасные, прекрасные тексты. В 1980 году Адамсон, икона всемирного экологического движения, вдруг погибла в кенийском заповеднике Шаба. Сначала все думали, что на нее набросился лев, но, как выяснилось в итоге, преступление совершил не дикий зверь, а человек.

В Опаве, сменю я тему повествования, расположен крупный даже по европейским меркам кондитерский завод, принадлежащий теперь американским законодателям сладкой моды, концерну Mondelēz International. Традицию заложил суконщик с магическим именем Каспар Мельхиор Бальтазар Фидор[57], в 1840 году наладивший семейное производство вафель. Один из самых популярных артикулов фабрики Opavia — кругленькая, покрытая шоколадом печенька Fidorka в красивой «золотинке», а наполнитель может быть разным, четырех видов — носит имя старого мастера. Эта Fidorka (объемы выпуска 33 миллиона штук в год) известна буквально каждому чеху, потому что на протяжении целого столетия буквально каждый чех получал такую сладкую медаль — в юные годы, от родителей как дополнение к школьному завтраку. По моим наблюдениям, повзрослев, отказываются от сладкой опавской привычки немногие.

Опава хороша не только своими вафлями: на любой квадратный километр ее площади приходится приличное количество разных достопримечательностей, пусть стандартных, но сообщающих относительно небольшому городу (меньше 60 тысяч человек населения) очарование самодостаточности. Нарядный таун-холл, прекрасное кафе Dolce vita с изобретательными завтраками на пути от Восточного вокзала к Верхней площади, многоэтажный торговый центр Breda точной планировки немецкого архитектора. В год открытия, в 1928-м, этот универсальный магазин считался гордостью Силезии, поскольку был самым большим во всей Чехословакии.

Теплый июньский день сообщает Опаве некоторую сонливость, уличные часы не спешат сдвигать стрелки. На Птичьем холме в парке Свободы проводят неторопливые этюдные занятия энтузиасты из кружка самодеятельных художников, им и по 10 лет, и по 30, и по 60. Эти народные живописцы — кто карандашом, кто мелками, кто кистью — старательно рисуют или альпийскую горку, или узорчатую музыкальную беседку, откуда открывается вид на яркую клумбу с известняковой аллегорией реки Опавы посередине, или колокольню храма Святого Духа за глухой стеной миноритского монастыря, на мой взгляд, вовсе для изобразительного искусства неинтересной. Инновативные городские скульптуры работы Курта Гебауэра — рассевшиеся на вершине горки кинетические бронзовые сойки или сороки, каждая размером с теленка, — по-видимому, со мной не согласны, поскольку вертят головами то влево, то вправо, так велит определяющий их движения механизм.