Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

Ну да, понятно, что домовладелец родом из Праги, да еще, скажем, получивший венское образование, привыкший отдыхать на море под Триестом и лечиться на водах в Карлсбаде, не считал во всем равными себе козопасов и лесосплавщиков, простых парней из какой-нибудь Птрукши на краю государственной географии. Но и словаки, такую постановку вопроса воспринимавшие с понятной обидой, не торопились принимать новую идентичность. Их общество было куда более традиционным и куда менее космополитичным, чем чешское, они сильнее держались за свой род, свою веру и свой край. Они были католиками, а чехи были атеистами или «воображали себя гуситами». Готовность к союзу с чехами означала для словаков спасение от венгров, но не означала готовность стать чехами и не позволяла вечно оставаться «младшими братьями». Лидер местных автономистов Андрей Глинка описывал это национальное чувство емко и понятно: «Мы не чехи и не чехословаки, мы просто словаки».

В пору своего первого решительного кризиса чехословакизм вступил в середине 1930-х годов, когда казавшуюся на бумаге логичной политическую концепцию принялись расшатывать и словацкое националистическое движение, и нараставшие противоречия с немецким и венгерским меньшинствами. 30 сентября 1938 года, сразу после отторжения нацистами Судетских земель, Чехословакия сменила название (стала Чехо-Словакией), но в этом формате, как Вторая республика, просуществовала всего 169 дней. В марте 1939-го Словакия под давлением Берлина провозгласила независимость, превратившись в сателлита гитлеровской Германии, а Чешские земли были оккупированы соединениями вермахта.

Эту историческую драму сопровождал курьезный эпизод, несколько по-новому высветивший перспективы славянской взаимности: в Братиславе сочли жителей области Словацко «заграничными словаками». Премьер-министр марионеточной Словацкой Республики Войтех Тука[40] (после войны его повесили как военного преступника) дважды обращался к Гитлеру с просьбой о корректировке границы и передаче союзническому Берлину режиму части моравских земель с 12 городами и сотней деревень как «исконно словацких». Великоморавская империя провозглашалась «старословацким государством», а все ее храмовые фундаменты и могильники в Велиграде и Старе-Месте как бы подкрепляли обоснованность территориальных притязаний словаков. Но у нацистов были свои планы насчет протектората Богемии и Моравии, его ждала решительная германизация, поэтому ходатайства правительства Туки остались без удовлетворения. Когда наступил мир, государственный союз чехов и словаков восстановили, но теория Масарика в ее чистом виде была признана негодной. Коммунисты осудили чехословакизм как буржуазную доктрину, выдуманную для того, чтобы пражским капиталистам было легче поработить Словакию.

Конституция 1948 года, обещавшая стране социализм и социальное равенство, открывалась словами «Мы, народ Чехословакии…». Национальные вопросы были затушеваны задачами классовой борьбы, поэтому новый Основной закон, 1960 года, написали уже не от имени «народа», а от имени «чехословацкого рабочего класса». В этом документе признавалось существование в Чехословакии венгерского, польского и украинского национальных меньшинств, но не немецкого. На чешском гербе вместо короны над гривой льва появилась красная звезда, на гербе Словакии вместо креста вспыхнуло партизанское пламя. В 1968 году, сразу после Пражской весны и советской оккупации, приняли новые важные конституционные поправки, провозгласившие страну союзом двух национальных республик. Такие изменения в законе были благоприятны для Словакии, но и этой федерацией под присмотром советских товарищей руководила коммунистическая партия.

В «книгобудке» на автобусной остановке фольклорной деревни Тупесы (это открытый с одной стороны книжный шкаф размером с телефонный бокс, на полках которого каждый может оставить ненужную ему литературу, и каждый может с этих полок понадобившуюся ему книгу взять) я обнаружил учебник «Чехословацкая история» 1972 года выпуска авторства Вацлава Гусы, одобренный Министерством школьного образования ЧССР. Эта поучительная книга, понятное дело, написана со строгих марксистско-ленинских позиций и рассматривает прошлое чехов и словаков до 1918 года в несколько шизофренической манере: как единое, но в то же время параллельно существовавшее в различных общественно-политических обстоятельствах целое. О чехах и словаках профессор Гуса пишет вроде бы как отдельно, но употребляя термин «чешский и словацкий народ». Кажется, как раз тот случай, когда наука (или то, что считалось наукой) оказалась не в состоянии описать реальность.