Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

Территории по ту сторону границы, входящие ныне в состав Словацкой Республики, на протяжении целого тысячелетия были известны как Felső-Magyarország, Верхняя Венгрия. Правы, как мне кажется, исследователи, полагающие, что прошлое словаков — история скорее народа, чем государства. В средние века, как и в пору монархии Габсбургов, славяноязычное население Верхней Венгрии административно никак не было отделено от других областей большой мадьярской страны. К концу XVIII века, по мере того как складывались предпосылки для формирования современных политических наций, активизировались разговоры о славянской взаимности, о естественном тяготении друг к другу родственных душ, о перспективах единства (иногда вместе с Российской империей, во главе с русским монархом, но и отдельно от России тоже). Чешские и словацкие просветители — литераторы и художники, священники и инженеры, дворяне и выходцы из низших сословий, разночинцы, — размышляя о национальной идентичности, вели дебаты о близости или даже тождественности чешского и словацкого языков, о языческом прошлом славян и об их прекрасном общем будущем. Иными словами, о вечном цветении липовых деревьев, еще дохристианских мистических символов дружбы и единства. В липу даже молния не бьет, это надежный апотропей.

Первыми пропагандистами объединительных настроений стали протестантские и католические священники из населенных славянами мадьярских областей. О смене государственности никакой речи тогда не шло: словаки тяготились венгерским доминированием, угрожавшим им потерей национальной идентификации, и пытались заимствовать опыт построения чешской автономной культурной модели, относительно успешно противостоявшей германскому влиянию. Из этих изысканий родилась в том числе идеология панславизма, активными проводниками которой в центральноевропейских землях стали словацкие просветители (národní buditele) Павел Йозеф Шафаржик и Ян Коллар, автор эпического собрания сонетов «Дочь Славы». Слава — это богиня, мать-прародительница славян, а ее дочь — возлюбленная поэта Мина. Богемия и Моравия под влиянием Коллара и других будителей тоже проснулись, но отвечали восточным соседям взаимностью с определенной прохладцей. Большинство чехов считали словаков «по сути чехами», а любителей обниматься с Российской империей (как раз жестоко подавлявшей восстания братьев-поляков) или, как говорилось тогда, раствориться в русском море, в Праге и Брно находилось не так много, тем более что города эти были наполовину немецкоязычными.

На протяжении всего XIX столетия чешско-словацкие связи пусть и развивались, но не приобретали общенародного характера: просветители продолжали свои языковые эксперименты, в чешские земли приезжали на учебу студенты-словаки, организовывались совместные культурные акции, однако уровень социальной интеграции оставался невысоким. Вот хороший пример: процент чешско-словацких браков всегда был невелик, они заключались даже реже чешско-немецких или словацко-венгерских. Под скипетром Габсбургов бо́льшую, чем идея чешско-словацкого союза, популярность получили концепции австрославизма (попытка реформации Австро-Венгрии в тройственную монархию, за счет изменения статуса земель Чешской короны) и словако-хунгаризма (постепенная интеграция на условиях Будапешта словацкого и венгерского обществ). Область Словацко между тем жила себе, счастливо не ведая межславянских различий.

Чешское общество потихоньку германизировалось, а словацкое значительно более быстрыми темпами превращалось в часть венгерского мира, причем не только политического, но и этнического. Возник термин «мадьяроны», так называли словаков, получивших образование на венгерском языке, вливавшихся в венгерскую жизнь, часто сознательно сменивших фамилию и иногда даже национальность. Собственно, других социальных лифтов в Венгерском королевстве не существовало, так что словацкий дух выживал разве что в деревнях и Божиих храмах. К началу XX века, свидетельствуют историки, число образованных и «неомадьярившихся» словаков составляло всего несколько тысяч человек. Пока существовала Австро-Венгрия, граница между ее двумя главными территориями, императорской Цислейтанией и королевской Транслейтанией (она же на северном участке — граница между чехами и словаками), считалась чем-то вроде нерушимой традиции, данной заветами истории. Да так оно и было: ни чехи, ни словаки не выступали с требованиями государственной самостоятельности, что уж там говорить о формировании совместных парламента и автономного правительства!

Карта Чехословацкой Республики (1920)

Но Великая война изменила все.